Последняя пуля

Когда сбиваешься со счёта

 

Трущобы.

Это место покинули сегодня все, кто успел. Или просто смог. Остальные остались. Убивать или быть убитыми.

В трущобах нет нейтральных – либо ты убийца, либо жертва. И не потому, что здесь все отморозки и слабаки. Скорее наоборот.

Всё потому, что людей здесь некому защитить.

И тогда они становятся теми, кем предназначено – одни убийцами, другие жертвами. У них нет фактической защиты. У них есть только так называемое право на защиту. Но это грёбаное право в жизни не работает, если ты не закопал поглубже свою человечность и не взял в руки оружие.

За честного никто не заступится.

На слабого всем насрать.

Те, кто взял в руки оружие, похоронили совесть. Я тоже похоронил. Зачем она мертвецу?

Потому мне не страшно бродить в этой безумной тишине полупустого квартала.

Самые быстрые и, возможно, умные отсюда свалили задолго до начала. Те, кому вообще некуда валить и больше негде приютиться, забаррикадировались в своих хибарах и ждут ужаса. Я иногда даже начинаю понимать тех, кто не выдержал и сам вышел на охоту. Сидеть в конуре и ждать отморозка в гости – это не просто паника. Это невыносимая, дьявольская паника. Это ломает.

Я снова слышу крик.

Кричит девушка. Что‑то неразборчивое на таком расстоянии. Что‑то о помощи. Потом мужской голос. Страх, отчаяние. Помощь?

Парочка слишком далеко, я не успею им помочь. Чем они думали раньше? Как оказались на улице?

Стоит ли им помогать?

В ответ дикий визг и смех. Потом выстрел – и крик боли. Скорее всего, банда. Я узнал боевой клич «палачей» – те ещё твари. Называют себя красиво, как ни крути, – «Вершители справедливости».

Но справедливость официально всегда была на стороне сильных мира сего. А вершили её кровавые дела обычно палачи.

Ноги сами понесли в сторону крика – если гады решили позабавиться, то быстрой смерти не будет. Значит, есть шанс что‑то успеть.

Разум говорил: не отвлекайся, иди своим путём. В конце концов, всё происходило совсем в другом месте. Совсем не по курсу. Если я выбьюсь из графика, то могу не успеть выполнить свою миссию. Тогда ещё один мёртвый год…

Но я не слушаю разум и бегу на крик.

Это опасно – не слушать разум. Мне нельзя ошибаться. Тогда нахрена?

Да. Я подбираюсь поближе к месту происшествия. Точнее, казни. И правда, быстрой смерти не ожидается.

Я остаюсь в тени и смотрю из‑за угла, что происходит. В небольшом, окружённом многоэтажками дворике на детской площадке под светом фонарей столпились отморозки. Они стоят полукругом. В центре – те самые двое. Мужчина лежит и стонет от боли. Расстреляна коленная чашечка. Знаю, больно. По‑моему, сейчас будет ещё больнее. Один из отморозков достал нож.

Девушка стоит на коленях. Низкорослый хмырь уже начал снимать с неё одежду. Видимо, раненый мужчина пытался помешать ему, за что и был подстрелен. Судя по возрасту, скорее всего это отец. Хотя хрен его разберет…

Отморозков всего шестнадцать. Два годзиллообразных качка, один главарь, один хилый. Тот, что достал нож, похож на новичка. Его сегодня посвятят в банду, так сказать. Я знаю этот обычай. Несчастная парочка как раз попалась в качестве жертвы новоиспечённому «палачу». Вот ведь блин. Нет чтобы такого же отморозка ему в качестве так называемой жертвы. И мне хлопот меньше, и одним грехом на душе новичка не досчитались бы…

Но вот такая эта штука жизнь, чтоб её.

Отморозок с ножом понтовался и производил впечатление: на жертв нагонял страх, главарю пытался всем видом показать, какой он беспощадный. Крутанул нож в руке, поднял мужика с земли за волосы. Приставил лезвие к горлу:

– Ща, говнюк, будет весело, – голос неприятный и подбешивающий.

Сейчас начнётся цирк: девчонку попытаются изнасиловать, папашу заставят смотреть…

Но вдруг брызнула кровь. Из горла. Лезвие, окровавленное, метнулось в сторону. Мужчина захрипел. Два раза судорожно попытался вдохнуть. Потом застыл. Прощальный взгляд. Превратился в бессмысленный. Обмяк. Упал.

Девушка заорала – я дохрена раз слышал крики смертельного отчаяния, но этот пробрал. Взял прямо за душу. Я думал, такого наяву больше не будет.

Такой крик я слышу каждую ночь, перед самым пробуждением. Вот уже шесть лет подряд. Две тысячи сто девяносто одну ночь. Этот крик меня убивает, рвёт сердце на куски, а потом я просыпаюсь. И начинается ад, снова и снова. Каждое пробуждение – это ад. Потому что я не могу жить дальше после предсмертного крика Мэри.

Я вздрогнул, как живой человек. Мне стало страшно, как живому.

Девушка кричала от ужаса и шока. Она не хотела верить в происходящее.

Я тоже. До этой секунды мне было плевать на неё. На том свете ей было бы спокойнее. Но сейчас всё по‑другому. Мне больно. Я снова живой, и это жутко больно и страшно.

На какой‑то миг я действительно верю, что не умер. Потом всё проходит. Я действую.

Первая цель – громила. Тот, что ближе. Он получает нож в бритый загривок. Под основание черепа. Пока он застывает и медленно валится, у меня есть немного времени, чтобы подобраться поближе.

Я подбираюсь. Громила упал, через секунду засекли меня. Но к этому времени с ножом в глазу валится второй громила. Сейчас начнётся стрельба, поэтому я заблаговременно ухожу с траектории.

Выстрел – первым выстрелил доходяга. Конечно, промазал и получил третий нож. В горло.

Ну а сейчас будет реальная пальба. К чёрту ножи…

Пальба разразилась ураганная – ребята были с арсеналом. У троих серьёзное автоматическое оружие. Ныряя за какое‑то странное полуразрушенное сооружение, я заметил: автоматы – это далеко не предел мечтаний. Чуть поодаль от площадки стоит некрытый джип с пулемётной установкой, приделанной вручную. Если доберутся – зададут шороху…

Поэтому я не дам им добраться до пулемёта. Да и не станут они ради одного беспредельщика тратить такие мощные боезапасы. Вот ради нескольких – запросто. Они же считают себе не палачами, а доблестными, мать их, воинами.

Я достал пистолет с глушителем. Это не понты – не люблю производить шум, вот и всё. Когда шумишь не ты, а противник, это делает его уязвимым.

По звуку выделил из канонады ближайшего «палача», примерно прикинул, где он. Быстрый выстрел из‑за укрытия – ближайший упал с дырой в голове. Считаю до двух. Потом снова выстрел. Чуть промазал, попал в плечо. Цель выведена из строя. На время.