Поверь мне
– Я… я…
Девушка вытерла слезы, а затем громко высморкалась в платок.
– Извините, – смутилась она.
– Да ладно, – отмахнулся я и мой взгляд упал на бумажку в ее руках.
Сам не понял, как взял небольшой прямоугольник с печатями и прочел заключение на нем.
То, что девушка беременна, я заметил давно. Как раз на этой неделе хотел с ней поговорить на счет академ. отпуска, но сейчас.
– У твоего малыша нашли болезнь Дауна?
– Что? – Верещагина захлопала ресницами, а затем опустила взгляд. – Нет, он здоров, просто никому не нужен. Ни вашему брату, ни мне, вот девочки и нашли выход. Еле достали эту справку, а я не могу взять себя в руки и пойти на аборт.
Девушка опять всхлипнула и зарыдала навзрыд.
А я вспомнил, как Митя пару раз заезжал ко мне в университет “просто так”. Я ведь просил его охотиться где‑то в другом месте, а не у меня на кафедре! А он еще и шутил, что у меня настоящий цветник!
Захотелось грязно выругаться. Как всегда: младший брат бедокурит, а мне после него прибираться.
Бросить один на один с проблемами Верещагину я не мог. Вставить мозги брату на место – тоже. Этот засранец сейчас где‑то в районе экватора.
– Прекращай рыдать, Аня. Ты сама‑то хочешь делать аборт? Какая у тебя неделя?
– Двадцать первая.
Я сжал зубы. Культурных слов просто не было. Я медик и прекрасно знаю, чем грозит прерывание беременности на таких поздних сроках и что там уже малыш. Мой племянник или племянница.
– Матвей Сергеевич, вы не подумайте. Я люблю его, но как я одна справлюсь? Вы ведь знаете, что у меня здесь ни жилья, ни работы. Стипендию, и ту отберут стоит уйти в академ. Домой мне никак нельзя. Я не говорила, но родители у меня строгие очень. Выгонят и проклянут. Помогать никто не станет “неблагодарной дочери, которая их перед другими осрамила”.
– Значит, ребенка хочешь оставить?
– Хотеть и мочь – это разное! Вы сами это говорите на лекциях! Да и Митя уже третий месяц не выходит на связь, как узнал о беременности, так и все.
– С Митей я поговорю. А ты, Ань, ищи квартиру недалеко от универа. Я оплачу аренду. Попробую договорится в деканате и сделать тебе свободное посещение.
– Правда? Матвей Сергеевич, я и подумать не могла, что вы…
– Угомонись, Верещагина, и начинай действовать. До конца недели тебе нужно будет перебраться на новое место.
В тот день я раз двадцать пытался дозвониться до Мити. Был весь на взводе, но Катю грузить этим не стал. Да и как? Она летала по комнате, как цветочная фея, вся перемазанная гуашью, с кисточками в волосах, а по всей нашей комнате везде лежали плакаты с поздравлениями к Восьмому марта.
– Матвей, я так боюсь. Какой из меня художник? Зачем я только сказала, что ходила в художественную школу?
– Котенок, даже не думай сомневаться в себе. Эти маки прекрасны!
– Вообще‑то, это розы! – воскликнула Катя и бросила в меня взгляд‑молнию. – Художника обидеть может каждый!
– Ладно‑ладно. Давай помогу.
Мы до часу ночи рисовали мимозы, ирисы, астры, ландыши и еще множество других цветов. Арт‑терапия помогала. Я уже не хотел придушить Митю. Теперь я думал, как повести разговор, чтобы помочь ему и Верещагиной.
Лучше бы я тогда остановился и подумал, как не разрушить то, что у меня есть! Если бы тем вечером я рассказал, что произошло, то сейчас бы не мучился на диване в зале. И моя бы жена спала бы рядом со мной, а не за запертой на замок дверью.
В тишине комнаты я отчетливо услышал скрип двери и звуки шагов. Что это? Катя решила сбежать от меня посреди ночи?
Катя
Пусть лучше правда, какой бы она не была, чем неизвестность! Я из последних сил старалась не накручивать себя, не рисовать все в темном свете и вообще постараться не думать о Матвее рядом с Аней и Ваней.
Но выходило плохо, ужасно на самом деле.
Вместо того, чтобы сконцентрироваться на разговоре с Митей, подумать какие вопросы я хочу ему задать, я мучила сама себя.
Отличное воображение подпитывалась просмотренными мелодрамами и прочитанными романами. А я, конечно же, была глупой женой‑клушей, которая не видела дальше собственного носа! Матвей как минимум полгода помогал Ане, судя по его задержкам. Или нет? Может он действительно задерживался на работе? А если у него кроме этой тайны еще какая‑то есть?
Боже! Я хоть что‑то знаю о жизни своего мужа? Когда мы стали жить параллельными жизнями? Я взлохматила волосы на голове и задумалась…
До свадьбы мы встречались три года. Оба молодые, амбициозные, вместо мечты – цель. Общая, одна на двоих: чтобы семья крепкая, дружная, чтобы жилье свое, а не съемное и машины у каждого, а еще чтобы карьера и на ногах стоять крепко.
А дети? Мы о них если и говорили, то вскользь и оба соглашались, что спешить некуда. В США и Европе женщины уже давно рожают после сорока и хорошо. Матвей не соглашался, что прям так хорошо, но до тридцати подождать можно.
Наша свадьба не была “по залету”. Все было в стиле Матвея “без спешки и основательно”. Да, мы та самая пара, которая готовила торжество полгода. Мы ловили кайф от организационных моментов. Несколько месяцев выбирали особое место. Побывали в десяти пекарнях, пока наконец‑то не попробовали тот самый торт!
День свадьбы был незабываем, я чувствовала себя… нет, я была принцессой. У меня все сложилось: и платье, и туфельки, и принц рядом!
А затем начались семейные будни, которые разбавляли совместные поездки по Европе. У нас в зале даже карта висит, на которой мы отмечали те места, в которых уже успели побывать.
Добрые, радостные воспоминания вызвали теплую, но грустную улыбку.
И вроде бы мы оба старались, бежали, спешили и все складывалось: квартира почти выплачена, моя машина тоже, карьера в гору идет у обоих, а вот крепкой семьи не вышло… Каждый сам со своими проблемами. Нет, если я поделюсь, то Матвей и выслушает и пожалеет, но он все равно не знает всех нюансов моей работы, нашего коллектива, так же как и я его.
Поэтому мы все реже и реже делились такими вот моментами. Может, зря? Может нужно было?
О чем я вообще думаю? У меня в квартире чужой ребенок! Нужно поговорить с Митей и Матвеем. Понять, что происходит, а потом уже что‑то решать.
