Причина остаться

– Вам нужно принять лекарство, – напомнила я.

– Без тебя знаю, – беззлобно огрызнулся он.

Манера общения мистера Хейза могла показаться слегка грубоватой, но я не видела в ней попытки задеть меня, скорее старческое напоминание «я мудрее». Должно быть, болезнь давалась ему нелегко, и это желание почувствовать себя главным я вполне могла понять и принять.

Вместо того чтобы занять свое привычное место в гостиной, он заковылял к двери на улицу. Там мистер Хейз уселся в кресло‑качалку и, тяжело вздохнув, уставился вдаль, не обращая на меня внимания. Я вышла за ним следом и отправилась кормить кроликов. Акселя в загоне для лошадей не было, так что я скорее из вредности подошла и погладила гриву гнедой кобылы. Она уткнулась в мою ладонь мокрым носом, явно требуя угощения.

– Красавица, – сказала я, гадая, какое у нее имя.

Справившись со своей задачей – не без гордости за себя, потому что делала это впервые и вполне уверенно, хотя и не могла сдержаться, чтобы не потискать кроликов, – я вернулась к дому.

Солнце уже село, но воздух все еще был теплым, душным, наполненным ароматами леса и земли. Со стороны реки доносилось стрекотание цикад, а из соседнего дома – шум телевизора и приглушенные голоса. Я рассчитала, какое из окон, выходящих во двор, принадлежит комнате Акселя. Свет в нем не горел, и вообще весь дом казался темным, мрачным и нежилым. Может быть, у меня получится сделать его чуть более уютным.

Я решила, что в первую же поездку в город куплю краску и займусь реставрацией ставен. И что сделаю все возможное, чтобы у Хейзов – особенно младшего – не было ни единого повода ко мне придраться.

Старик задремал в своем кресле, но бодро встрепенулся, стоило мне приблизиться.

– Дождь опять будет, – сказал он. – В том году была засуха, а в этом, видать, жди потопа.

Мне показалось, что эта фраза была приглашением к беседе, так что уселась на скамью рядом. Мистер Хейз ничего не сказал: не прогнал меня, но и продолжать разговор не стал. Так мы и сидели, думая каждый о своем, пока я не почувствовала, что глаза закрываются сами собой, и не начала зевать.

– Ты городская, это видно. Тяжело будет.

– Может, и так. Но я рада быть здесь. – Это была почти правда. Конечно, с привычной мне жизнью это не имело ничего общего, но было куда лучше, чем бесконечные скитания в одиночестве.

Удивительно, но я чувствовала здесь себя вполне… Не как дома, конечно. Но вполне комфортно. В безопасности.

– Ну посмотрим, – сказал он. – Два месяца – пустяки. Я, конечно, искал кухарку на год хотя бы, но что ж, летом никто сюда идти не хочет. Лидия и та отказалась.

– Ей, кажется, нравится в баре, – пожала я плечами.

– Нравится, как же, – презрительно фыркнул мистер Хейз, перебирая дрожащими пальцами краешек пледа. – Ну, Элма. Нечего торчать тут со мной, поди, дай мне одному посидеть. Анна говорит: сидеть на свежем воздухе полезно для здоровья. А я всю жизнь в поле – и что, похож на здорового?

Я не нашлась, что ответить, и не стала его поправлять, когда он назвал меня другим именем: Элма, Эмма – все одно. Не мое имя.

– Аксель уже спит? – зачем‑то спросила я и тут же пожалела об этом.

Меня не оставляло чувство, что в любой момент он может появиться из‑за угла и дать понять, что все это время слушал наш разговор. Я убеждала себя, что в этом вопросе нет ничего предосудительного. Просто любопытно, чем он может быть занят и где, раз не явился на ужин.

– Спит, как же. – Мистер Хейз издал какой‑то гортанный звук, отдаленно напоминающий смешок. – Умчал в город, верно, к какой‑нибудь своей подружке.

К какой‑нибудь подружке. Пожалуй, тут удивляться нечему: какой бы он ни был человек, я не могла не признать, что Аксель очень и очень красив. В моей школе он был бы одним из тех парней, за которыми носятся толпы поклонниц. Может, и я бы тайно вздыхала по нему… Не будь он таким – холодным, насмешливым, желающим избавиться от меня.

Интересно, как он добрался до города, ведь его машина, я была уверена, по‑прежнему стояла за домом рядом с моей. Не ходит же он по десять миль пешком по такой грязи? Впрочем, мне не было до него никакого дела. Пожелав доброй ночи мистеру Хейзу – «закрывай скорее дверь, москиты налетят!» – я вошла в дом. Он встретил меня мрачной тишиной.

Несмотря на то что я вымоталась и уснула, едва успев принять душ и расстелить постель, уже через несколько часов меня разбудили оглушительные раскаты грома. В узких окнах на потолке мансарды то и дело мелькали вспышки молний, разрезающих черное небо; дождь бил в стекла сплошной стеной. Как оказалось, крыша, несмотря на многочисленные заплатки, не была отремонтирована на совесть, прямо возле кровати с потолка капала вода, и поэтому уже натекла большая лужа.

После уборки днем я отнесла тряпку и швабру в ванную, но тут нужна была как минимум пара ведер. В комнате пахло деревом, сыростью и, несмотря на все мои попытки очистить каждый угол, пылью. С трудом отогнав последние остатки сна, я откинула одеяло, поежилась от холода и на цыпочках прошла к двери.

В доме было тихо, но внизу горел свет: мистер Хейз предупредил меня не выключать лампу в коридоре. Я осторожно спустилась по шаткой лесенке на второй этаж, а потом, скрипя половицами, на первый и быстро прошмыгнула мимо спальни старика, из‑за которой доносился громкий храп. К счастью, из кухни на паркет коридора тоже падала тонкая полоска света – не пришлось искать в темноте выключатель. Я тихонько приоткрыла дверь, стараясь не шуметь, и вздрогнула от неожиданности, увидев, что за столом сидит Аксель. Перед ним стояла бутылка спиртного. Какого именно, я не разобрала, потому что этикетка отсутствовала, но, судя по прозрачному цвету содержимого, это было нечто крепкое.

– Здесь нет ничего ценного, – глухо произнес он.

Не без легкого злорадства я заметила, что под правым глазом Акселя алела свежая ссадина. Волосы были растрепанными, но сухими – значит, он вернулся домой до того, как начался ливень. Я почувствовала, как его взгляд скользнул от моего лица ниже, к футболке, задержался на уровне груди, а затем пробежался по открытому животу и моим хлопковым пижамным штанам. Что‑то странное мелькнуло в его глазах, и я щелкнула языком, чтобы заставить его перевести внимание и посмотреть мне в глаза.

– Я ничего не собиралась красть. Крыша протекает, мне нужно ведро.

– Будет еще хуже. Другую комнату мы тебе не дадим.

– Справлюсь как‑нибудь, – сказала я и, прошагав мимо него, распахнула дверь кладовой, где должно было быть ведро.

– Давай начистоту, – бросил он мне в спину: – Мой отец болен и не вполне отдает себе отчет в том, что делает. Он нанял тебя по какой‑то своей идиотской прихоти, не спросив моего мнения, а мое мнение таково, что здесь тебе не место.

– А мое мнение таково, что пить в одиночестве – первый признак алкоголизма.

Я достала из‑под полки, забитой банками джема, большое железное ведро, а с верхней – старую тяжелую кастрюлю с покрытым копотью дном, которая вполне могла сгодиться на то, чтобы собирать дождевую воду.

Не успела я выйти из кладовки, как Аксель, подобно неуловимой бесшумной тени, встал из‑за стола, пересек кухню и преградил мне путь. Я прижала к себе свою ношу и насупилась: отступать было некуда.