Призраки прошлого

– Ева… Моя малышка! Ты только моя! Я полюбил тебя с самых первых минут, как Диана положила мне на руки тебя. Полюбил, но не так, как того хотела она. Ева… – Виктор поцеловал меня, задерживая холодные губы на моём горячем лбу, и уже тише продолжил: – Двадцать один год и девять месяцев назад Диана пришла ко мне с тобой на руках. Тебе было три месяца. Ты нуждалась в отце… Но люблю я тебя, прости, не отцовской любовью.

С моих губ сорвался отчаянный крик, продирая себе выход наружу. Я оторвала ладони Виктора от своего лица, как прилипших пиявок, и зарыдала. Услышала звон в ушах – это разбилось моё сердце.

Я ничего не могла ответить ему. Попросту не могла говорить. Облегчение вперемешку с невыносимой болью разлилось по всему телу. Я опустилась на колени: ноги стали ватными и непослушными.

Виктор подхватил меня и прижал к себе так сильно, что кости захрустели в ответ на его крепкие объятия.

– Одному богу известно, как сильно я люблю тебя, Ева…

– Зачем ты так со мной? – выдохнула я.

Я давилась слезами, вцепившись побелевшими пальцами в его плечи.

Он вытирал мои щёки и сразу же целовал их. Нежно и трепетно. Как не целовал никогда. В одно мгновение стена, отделяющая нас друг от друга, пала, а в следующее мгновение стала ещё толще и крепче.

– Почему ты столько ждал, чтобы сказать мне самое желанное, что я когда‑либо хотела услышать?

Слёз больше не было, но истерика не проходила. Я дрожала и не могла выровнять дыхание. Однако близость Виктора по‑прежнему действовала на меня лучше всяких успокоительных. Он гладил мои волосы и покрывал макушку нежными поцелуями. Его трясло вместе со мной.

– Разве я мог так поступить с тобой? С ней. Со всеми нами! Разве я мог растоптать в тебе самые лучшие воспоминания обо мне? Я не мог. Я не могу до сих пор. Но мне так больно молчать…

Мы прошли в гостиную и присели на диван, я забралась к нему на колени и прижалась к горячей груди. Как забиралась тогда, в своём детстве. Как же давно это было! Целую вечность назад.

– Как противно мне было от мысли, что я люблю собственного отца! И как тщательно вы с мамой скрывали от меня правду. Но зачем? Сейчас было бы всё так просто…

– Нет, не было бы! И не будет никогда. Обществу не объяснишь…

– К чёрту общество!

– Ты неправа. Мы часть этого общества. Мы не должны сорить там, где живём. Нам нужно… – Виктор замолчал, посмотрел на меня исподлобья и неуверенно продолжил: – Мы должны… Лучше будет оставить всё как есть.

– Ты же сейчас шутишь?

Я не верила его словам. Да и он сам вряд ли верил.

– Ты теперь чужая жена. Ян… – Виктор сглотнул, – он сделает тебя счастливой.

Я отстранилась от Виктора и медленно выпрямилась в полный рост. Его лоб упирался мне в живот, мои руки болтались вдоль тела.

– Из страдания в страдание? Серьёзно? – всхлипнула я, но не позволила себе очередную слабость. Хотелось реветь, но я до крови прикусила нижнюю губу.

– Я всегда буду рядом… – Виктор поцеловал мой живот и поднялся сам.

Теперь он был выше меня на целую голову. Мой взгляд упёрся в его ключицы, которые выглядывали из‑под выреза рубашки. Я не шевелилась.

– Нет, ты ещё дальше.

Я поднесла кулак ко рту, вцепившись в него зубами, чтобы не закричать.

– Прости меня, Ева, – Виктор опять обхватил моё лицо тёплыми ладонями.

Я подняла на него глаза. Говорить не было сил – пусть всё прочитает в них. Пусть увидит каждую крупицу боли там. Пусть его тоже разорвёт от этих бешеных эмоций.

– Мне срочно нужно идти, – прошептал он, нагибаясь, чтобы быть ближе к моему лицу.

– Иди, – кивнула я. – А мне срочно нужно остаться одной.

– Но прежде я сделаю то, о чём мечтал очень долго…

Виктор не дал мне опомниться и впился в мои сухие губы душераздирающим поцелуем.

А сколько я мечтала об этом моменте! Что это? Реальность или ещё один безумный сон? Пусть же этот сон будет вечным.

Только я не спала. Я чувствовала солёный привкус своих слёз на его тёплых мягких губах и смело отвечала на этот поцелуй.

 

Семейный пикник

 

Виктор ушёл, а я осталась наедине с болью. Я закрывала глаза и видела картинки из другого – счастливого – спектакля. Видела маму, бегущую по берегу навстречу отцу. Видела, как он заключал её в крепкие объятия. Целовал в губы. А когда мама обернулась в мою сторону, я увидела не маму, а своё отражение…

Вздрогнула и осознала, что уснула на полу, облокотившись руками на диван и склонив на них растрёпанную голову. За окном уже стемнело, а значит, Ян скоро вернётся с работы.

С ролью жены я справлялась плохо уже с первых минут. В брачную ночь отвернулась от мужа и притворилась уснувшей. Сегодня за целый день ни разу не позвонила ему и не поинтересовалась, что он хочет на ужин.

И никогда не интересовалась.

Зато знала наизусть, что Виктор по утрам пьёт крепкий нерастворимый кофе, что любит делать оладушки на завтрак и не любит ужинать в одиночестве. Знала, потому что все свои сознательные годы наблюдала за ним и впитывала черты его характера, запоминала то, что ему нравится и что он терпеть не может.

Кому‑нибудь удалось приказать своему сердцу? Я о подобном не слышала. Моё сердце само выбрало, кого любить. А я осознанно выбрала, чьей женой быть. Виктор прекрасно знал, что я не предам свой выбор. Вероятно, поэтому дождался, пока я выйду за Яна, а потом только рассказал мне правду.

Осознанно ли Виктор выбрал быть несчастливым? Жить и спать с нелюбимым человеком. Потакать обществу, а не своему сердцу. А может быть, это была проверка меня на прочность?

– Знаешь, Ева, женщина должна боготворить своего мужчину. Иначе он найдёт другую. Нет незаменимых…

– Ма, мне ещё рано думать об этом.

Мне было четырнадцать. Мама вплетала зелёные ленты в мои рыжие косы и давала советы, что делала всегда в этот момент.

– Никогда не рано узнавать простые истины, моё солнышко.

– Если я встречу такого мужчину, как папа, я буду боготворить его, – честно ответила я.

– Другого такого нет.

Мама была права. Обойди я всю планету вдоль и поперёк, всё равно бы не нашла похожего на Виктора. Вот только своей любовью я перечёркивала светлую память о матери.