Проект Марена

Девушка смутилась и, схватив тарелку, стала выискивать на столе, что бы положить. Вскоре на блюде уже находился салат и куриная голень.

– Как поживаете? – спросила хозяйка, обращаясь скорее к ней.

Полина выпрямила спину и взглянула на мужа.

– Нормально, – наконец, ответила она, – работа, дом.

– Я смотрю, ты прическу поменяла. Жаль косу, – посетовала Вера Степановна, – теперь как‑то простовато выглядишь.

Полина «вспыхнула», но тут же взяла себя в руки, отодвинув тарелку.

– Кажется, салат пересоленный, – поморщилась она и сделала пару глотков воды.

Настало время нахмуриться свекрови, но она только усмехнулась и подложила салат Кириллу, молча слушавшего их обмен любезностями.

– Кирюша, попробуй! Правда что ли пересолила?

Он чуть не подавился.

– Я уже пробовал. Отличный салат. Соли в меру.

Он посмотрел на криво улыбавшуюся жену.

– Ты кушай, сынок! – Вера Степановна пододвинула к нему курицу, – Жена‑то поди совсем не готовит. Все на работе.

Кирилл снова украдкой взглянул на Полину и улыбнулся матери.

– Ну, что ты. Закормила меня. Что ни день, то новое блюдо.

Он понял, что перестарался в похвалах супруги, когда мать снисходительно покивала головой.

– То‑то я гляжу, Димочка уплетает картошку за обе щеки. Явно ребенку вкусной и здоровой пищи не хватает.

Полина, молчавшая до сей поры, не выдержала.

– Вера Степановна! Мне кажется, Вы намеренно хотите меня унизить.

Та подняла от удивления брови, но совладала с желанием поставить невестку на место.

– Ну, что ты, Поля! Я просто переживаю за ребят.

Девушка, расправив плечи, готовилась к перепалке, но, решив, закончить нелицеприятную беседу, сказала:

– Спасибо. Я пожалуй пойду посижу в комнате.

После того как она вышла, Вера Степановна погладила внука по голове и подмигнула ему.

– Мама, зачем ты? – начал Кирилл.

Вздохнув, та покачала головой.

– Не обижайся, сын! Все хорошо.

– Чего ж хорошего? – запротестовал он, – Вы обе как с цепи сорвались.

Вера Степановна вдруг наклонилась и сказала ему тихо:

– Что‑то не так с твоей Полиной. Не узнаю я ее. Ты сам‑то не видишь? Грубит, дерзит!

Немного опешив, он уставился на мать, пытаясь понять, в своем ли она уме. Иногда она становилась невыносимой. Собираясь резко ей возразить, Кирилл вовремя вспомнил, что сегодня ее день рождения, и выдохнул.

– Мам! Ты делаешь все, чтобы мы поссорились.

– Прости! – она накрыла ладонью его руку, – Прости старуху! Совсем из ума выжила.

– Мам! Мне кажется, ты не справедлива к Полине. Я тебя прошу, будь к ней добрее!

Тополев приобнял Веру Степановну и грустно улыбнулся.

 

Вернулись они домой к девяти вечера. Полина, как ни в чем не бывало, сразу же пошла спать, а он еще некоторое время пытался читать какой‑то третьесортный детектив, но одолевавшие мысли постоянно уводили от сюжета. Кирилл не мог не признать, что в их отношениях с женой произошли изменения.

Он не мог точно сформулировать, в чем эти перемены выражались, но однозначно стало иначе. Полина стала реже произносить его имя, прикасаться к нему, и вообще, начала сжиматься при его появлении.

Вот и сейчас Тополев не спешил ложиться в общую постель, хотя раньше ему и в голову не приходило валяться на диване, пока она не уснет. Пройдя в спальню, Кирилл проверил сына. Димка посапывал в своей детской кроватке. Подумав, что ребенку уже нужна полноценная кровать, он решил заняться этим на следующей неделе. Вернувшись в гостиную, он прилег на диван.

Проснулся он тут же. Круглые настенные часы с перламутровым циферблатом показывали шесть. Растерев затекшую шею, Тополев накрыл спинавшего одеяло Димку и направился в ванную, хотя на работу он вставал обычно часом позже. В зеркале на него смотрел тридцатидвухлетний мужчина с опухшим небритым лицом и красными глазами.

Утром встал и уже устал, – вспомнил он поговорку. Смочив веки холодной водой, он полез в душ, откуда вышел гораздо бодрее. Решив сегодня не бриться, Кирилл аккуратно уложил послушные волосы, зачесав набок вьющуюся челку, и одобрительно кивнул отражению. Спортом Тополев уже давно не занимался, но и лишним весом не страдал, хотя дополнительная мышечная масса бы не помешала.

На работу он ушел, когда Полина и Димка еще спали. Зайдя в свой офис, Кирилл включил кофемашину и приготовил себе «американо». Пожалуй, нет ничего более бодрящего, чем утренний кофе. Он сразу почувствовал желание что‑то делать. Проверив почту, он практически за час закончил отчет, начатый еще вчера до полудня, и отправил его начальнику по локальной сети.

Решив пройтись по кабинетам отдела, Тополев вышел из офиса. Сотрудники относились к нему скорее, как к старшему товарищу, а не как к начальнику. С одной стороны, это способствовало взаимопониманию, но с другой – нередко расшатывало дисциплину, а о ее непреложной роли в коллективе Кирилл убеждался уже не раз. Заглянув в кабинет с пятью рабочими модулями, он обратил внимание на отсутствие двух подчиненных.

– А где Гуляев с Копыловым? – спросил он у остальных.

Те лишь пожимали плечами, даже не оторвавшись от мониторов.

– Доброе утро! – мимо него протиснулся радостный Гуляев.

– Почему опоздал? – поинтересовался Тополев.

Взглянув на часы, тот улыбнулся.

– Да всего‑то на полчасика.

Развернувшись, Кирилл направился к выходу.

– Ко мне зайди через пять минут!

Тополева колотило. Он готов был взять этого наглеца и приложить улыбающейся рожей об стол. Однако через пять минут он уже взял себя в руки и поглядывал на дверь.

– Разреши?

Кирилл не стал разводить воспитательные разговоры.

– Пиши заявление!

– Какое заявление? – опешил тот.

Тополев невозмутимо положил на стол листок бумаги и ручку.