Пять мужчин

* * *

 

«Совсем не важны… – останавливаюсь, тупо глядя на закодированную железную дверь подъезда. – И чем же ты собираешься угощать гостей, если таковые появятся?»

А появятся они точно, поскольку подруга Марья уже звонила с утра, выразила соболезнования по поводу круглой даты и предупредила, что отвертеться мне не удастся, – явятся всей компанией. Звоню Николе, но у того, как обычно, отключен телефон. Давлю в себе желание нажать на кнопки кода, подняться домой и там, плюхнувшись на диван, забыться на часок‑другой желанным до боли в висках сном. Разворачиваюсь и спускаюсь по ступенькам. Может быть, мою карту все‑таки захочет какой‑нибудь ближайший банкомат? Самое печальное, что меня с трудом несут ноги, ослабевшие после лежания на полу в зале банка, лицезрения дула пистолета и беседы с вертлявым сыщиком, который буравил меня глазами, словно подозревая в сговоре с грабителями.

С серых, как грязная вата, небес сыплется нечто мокро‑мелкое, противно пропитывающее одежду, легкие и мысли, Сейчас очень бы не помешала помощь специалиста‑психолога, о которой так часто говорят в репортажах, касающихся разных катаклизмов. Только вот чем этот спец мог бы помочь?

 

…Все, что будет, то будет, до ноты, до дна

То ли спеть, то ль испить предстоит, а пока,

Не сломалось перо, и осталось чернил

Чтобы песню продолжить, хватило бы сил,

Пусть бы криво, но дальше тянулась строка…

 

Удивительно, но банкомат в супермаркете с удовольствием слопал мою карту и выдал требуемую сумму. И стоило влипать в ту историю? Словно бес нашептал мне зайти сегодня в тот банк. Громыхаю тележкой вдоль винной витрины, теряясь среди марок, сухостей и оттенков. Бутылки тянутся длинной чередой, поблескивая стеклянными боками, рисуясь разнообразием этикеток, переливаясь загадочным содержимым. «Молоко любимой женщины», «Черный рыцарь»… немыслимо…

«Красное сухое… «Д’ Арго»… Испания», – читаю на серой этикетке, взяв с полки простоватого вида бутылку, наполненную густо‑бордовой жидкостью. В спину упирается тележка, в которую, судя по грохоту и звону, врезалась чья‑то другая.

«Извините…», – слышу мужской голос и раздраженно оборачиваюсь, готовая возмутиться его слоновьей неуклюжести, но слова застревают где‑то на полпути от мысли к реализации: передо мной стоит светловолосый мужчина… тот самый грабитель из банка. «Извините», – повторяет он и откатывает в сторону свою тележку, пытаясь поправить мою, а я панически дергаюсь, бутылка выскальзывает из рук, звонко стукается об пол, рассыпается на осколки, расплескивая во все стороны содержимое, которое растекается кровавой лужей по блестящим светло‑зеленым плиткам.

 

* * *

 

Позади слышится чье‑то движение, грохот захлопнувшегося кресла, тихое чертыхание, затем шепот, который, кажется, обращен ко мне:

– Девушка, скажите, я очень опоздал?

На всякий случай верчу головой, чтобы убедиться нет ли поблизости какой‑либо другой девушки, оборачиваюсь и задаю тактический вопрос:

– Вы ко мне обращаетесь?

– К вам, – отвечает он. – А к кому же еще…? – и разводит руками, демонстрируя пустоту кресел вокруг.

– Опоздали вы всего лишь… минут на тридцать, – бросаю я.

– Ого… и о чем там шла речь?

– Если вы думаете, что я прямо сейчас начну пересказывать вам содержание фильма, вы глубоко заблуждаетесь, – обрубаю я наглеца.

– А, понял, извините, – он замолкает, и я слышу, как он откидывается на сиденье, которое трещит под его тяжестью.

 

* * *

 

Словно завороженная смотрю на растекающуюся по полу лужу. «Что случилось? Бутылку разбили… Девушка, вы не порезались? Пьяная, что ли?» – слышу голоса собравшихся вокруг зрителей. Оторвав взгляд от картины последствий моего испуга и неуклюжести, вижу нависшее надо мной лицо банковского грабителя. Он смотрит сочувственно и спрашивает, как ни в чем не бывало:

– Как это вам удалось? Я вас напугал?

Надо же… нет, не напугал, а перепугал до смерти, честно говоря. Сначала уставился там, в банке, обещая скорую и страшную расправу, и вдруг появился здесь, словно ужас, летящий во мраке ночи, непонятным образом скрывшись от правосудия. Пока собираюсь с мыслями и словами, дружной командой являются охранник, продавщица и девушка в униформе, вооруженная красным ведром, совком и лохматой шваброй, напоминающей голову Медузы‑Горгоны.

– Это вы разбили бутылку? – вопрошает продавщица, обращаясь ко мне.

– Я заплачу, – стараюсь предугадать события, чтобы сократить время и интенсивность возможных пререканий, на которые у меня нет сил.

Продавщица смотрит на меня, вздыхает и начинает уже сочувственным тоном объяснять, что даже если я сделала это случайно (словно я могла сделать это нарочно), придется заплатить, потому что таковы правила, которые не она придумала (словно я пытаюсь ей возражать).

– Я заплачу за эту вашу бутылку, – вдруг заявляет светловолосый грабитель.

Вздрагиваю и реагирую резким оборонительным выпадом.

– Нет, ни в коем случае! С какой стати вы будете за меня платить?

Что ему от меня надо? Боится, что я узнала его и сдам ментам? А что мне делать в этой ситуации? Исполнить свой гражданский долг или выказать человеческое участие? И ведет он себя странно: слишком уверенно для человека в бегах. Зачем ему так светиться? Зачем предлагать заплатить за бутылку, когда проще сей же час затеряться в толпе? Может быть, он решил избавиться от меня, как от свидетеля? Сейчас расплатится, потом пойдет следом и зарежет где‑нибудь в тихой подворотне.

– Я заплачу, – решительно повторяет блондин‑убийца и берется за тележку, взглядом приглашая меня следовать за ним. Так я и последовала, жди…

Тем временем девушка с горгоной домывает следы моего непотребного действа, а продавщица, переводя взгляд с блондина на меня и обратно, заявляет: