Пять мужчин

– Это подсвечник, – объясняет он. – Может, имениннице не очень понравится, но…

– …важен не подарок, а внимание, – Марья блистает мудростью и оригинальностью.

– Спасибо, Стас… нислав, – говорю я. – Мне очень нравится, но вам не стоило беспокоиться и это, наверно, дорогая вещь…

– Нет, недорогая, я сам ее сделал, – ответствует Станислав.

Празднование течет своим чередом, правда, наличие нового и незнакомого человека направляет его немного в иное, чем обычно, русло: девушки быстро переключаются с именинницы, – к великой ее радости, – на свежего молодого мужчину вполне симпатичной наружности и забрасывают его вопросами, пытаясь выяснить всю подноготную и суть мировоззрения. После дамского дипломатически‑артиллерийского обстрела Станислав признается, что ему двадцать восемь, – «Ого, какой прекрасный возраст!» – восклицают мои подруги – что он специалист по сетям связи и прочим сетям, – «Какая у вас актуальная профессия!» – что он много ездит и по стране и за ее пределами, – «Ах, мужчина‑путешественник, это звучит гордо!» – что приехал он на пару недель в отпуск, – «И чем вы собираетесь заняться?» – что он холост, – «Ох, ничего себе, такие люди и без охраны!».

В конце концов тащу разгулявшихся подруг покурить на кухню, оставив мужчин побеседовать между собой, и пытаюсь напомнить дамам, что они уже не юные девушки с перспективами, а зрелые замужние женщины, которым Станислав годится скорей в сыновья, чем для флирта.

– Ну, положим, рожать в двенадцать лет рановато? – задумчиво тянет язва‑Марья. – А пофлиртовать с молодым симпатичным мужиком всегда приятно и полезно для здоровья, между прочим. Да, Черный? – обращается она к коту, который с отвращением взирает на наше буйство, пристроившись на спинке кресла.

– Вот именно, – поддерживает ее Варя вместо молчаливого Черного.

– Дина, делись, что там с тобой сегодня произошло, – требует Марья, и я, под вздохи и охи подруг, начинаю свое повествование, ловя себя на мысли, что в нем неизбежно возникнет образ вездесуще‑сегодняшнего Станислава.

 

* * *

 

Как это все происходит и почему? Отчего шум моря заставляет дрожать какую‑то внутреннюю струну, которой на самом деле вовсе и не существует, да и шум моря – всего лишь движение воды и шуршание трущейся округлыми боками гальки. Полсуток назад я и не подозревала о существовании мужчины, который сейчас обнимает меня. Я дрожу от прикосновений его рук и губ, от ночной прохлады, оттого, что я невинная и неискушенная, да еще и мокрая, оттого, что мне страшно, и страшно хочется продолжения того, что началось так нежданно и случайно, оттого, что это банальный курортный романчик, и оттого, что, открыв глаза, традиционно смущенно закрывшиеся на время поцелуя, вижу над собой сумасшествие звездного неба. Неужели все и произойдет со мной вот так, на берегу ночного моря, на пляжной гальке, с читающим стихи незнакомым парнем, о существовании которого я не подозревала полсуток назад, как, впрочем, и он о моем?

 

В тишине, где тьма, как вечность,

Обнимать тебя, забывшись,

Обнаженно и беспечно

В коконе ночном укрывшись.

И соленой кожи свежесть

Пробовать на вкус губами,

Все отдать за безмятежность,

Что коснулась нас крылами.

Не вином, а теплым бризом

Упиваться до забвенья,

Быть рабом твоих капризов,

Чтоб украсть твое смятенье.

Подарить тебе безбрежность,

Ту, что ты совсем не хочешь,

Обменять игру на нежность,

Что таится в чаще ночи.

Ждать, когда морской ундиной

Ты вольешься в мои руки.

Стать покорным господином

Хоть на миг, назло разлуке.

 

 

* * *

 

Из прихожей слышится звук отпираемой двери, что‑то падает. Черный срывается с кресла и ловко, несмотря на внушительные размеры, проскальзывает в неплотно закрытую дверь кухни. «Николка пришел», – спешу следом за котом.

Сын, сняв куртку, встряхивает темными кудрями и, наклонившись ко мне, чмокает в щеку.

– Мутер, поздравляю с днюхой…и все такое…

– Никола, ты мог бы поздравить свою немолодую мать более литературно?

– Мог бы, но уже поздравил, не литературно. Держи подарок.

Он протягивает коробочку, перетянутую трогательной розовой ленточкой с бантиком.

– Спасибо, а бантик сам завязывал? – не могу удержаться от подколки.

– Нет, мутер, бантики я принципиально завязывать не умею, поэтому попросил особу твоего пола.

– Что за особа? – интересуюсь я, открывая коробку, в которой таится другая, пухлая сиреневая, а в ней – тоненькое серебряное колечко. От волнения забываю про упомянутую особу своего пола.

– Коленька… – сейчас разревусь в голос.

– Мам… ну ты что, мам…да не переживай ты так, не надо.

Сын смущенно улыбается, ерошит и без того лохматые волосы, которые мне ужасно хочется причесать. Беру себя в руки, вытягиваюсь на цыпочки и пытаюсь пригладить его непокорные кудри. Он трясет головой и отбивается.

– Дорогое же, наверно…

– Отстань, мутер.

– О, вот и Николя! И где тебя носит в материнские именины? – Марья вливается в наш сентиментальный дуэт. – Что матери подарил, обалдуй?

– Вот, посмотри, – гордо демонстрирую сыновний подарок.

– Ого! – оценивает Марья. – Талантливый парень. А я всегда говорила, что из Николя будет толк.