Верноподданный разбойник Антут
– Эту сказку что, таприканцы[1] придумали? – вздохнул я.
Глаза старосты опять округлились:
– Это не сказка, господин, камень лежит там, мы видели! Пойдите сами посмотрите… – он помолчал. – Хотя нет, не ходите.
– Почему?
– Вы хороший наместник, а если вас не станет, неизвестно каким следующий будет.
Я отмахнулся, поднялся, он тоже, и вдруг быстро заговорил:
– Кобыла у нас старая, та, что поле пашет.
– Я помню, – опять отмахнулся я.– Радуйся, что хоть такая есть.
– Совсем, совсем толку от неё нет, господин! – покачал головой староста.
– Ты давай тут не ной! – прикрикнул я и пошёл прочь. Не хватало, чтобы вся деревня думала, что я тут раздаю милостыню. И так уже оставил горсть серебряных под салфеткой на столе. Вернётся в дом – сам найдёт.
Я направился в замок, долго отсутствовать без повода не стоило. Барона нашёл сразу же. Разодетого, благоухающего, озаряющего улыбками холл. Неугомонные гости мельтешили взад‑вперёд.
По обрывкам реплик, я понял, что одни собирались на конную прогулку, другие рассматривали картины, третьи что‑то потеряли, четвёртые только проснулись и направлялись на завтрак, что благодаря им тянулся до обеда… Почему бы им не поехать по домам? Вроде вечеринка давно закончилась.
Барон только сиял и кланялся, здороваясь, ободряя, подсказывая. Я подошёл к нему, поприветствовал и сразу же перешёл к делу:
– Милорд, поймите, у нас же невесту в три года от роду выбирают.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил барон, не глядя на меня, как раз кому‑то кивал и улыбался.
– То, что у меня уже есть невеста! И я обещал отцу… обоим отцам, – для уверенности добавил я. – В смысле своему и её!
Барон замер, уставился на меня, брови сдвинулись:
– Так ты помолвлен? А что же ты раньше молчал? Ты б ещё у алтаря это объявил!
– Да ведь я ещё не давал согласия!
– Ой, умолкни! – вскинул руку барон, он поджал губы, секунду думал. – Доброе утро, милорд! – я и он поклонились мужчине в голубом камзоле. – И где же эта твоя избранница? – тихо спросил барон.
– В Баркии.
– И что, хороша?
Я кивнул.
– Лучше виконтессы Белианны?
Меня передёрнуло, но я заставил свои губы растянуться:
– Я, Ваша Милость, никаких других женщин в упор не вижу! Я помолвлен.
– Да что ты! Какого ж чёрта без неё приехал? Что смотришь? Пиши, вызывай, женись уже тогда. К концу месяца, чтобы… Приветствую вас!
Я кивал, на этой должности постоянно киваю, аж шея побаливает. Кто собирается служить – тренируйте кивательную мышцу.
– Ах, милорд. Разве до того? Тут такие дела творятся!
– Утро доброе, да, туда, да… – кивнул ещё кому‑то барон, я привычно согнулся в поклоне. – О чём это ты?
– О Камне Смерти, – выдал я заготовленный ответ.
Название придумал сам, и остался собой доволен. Барон встрепенулся, как пёс, которому в уши попала вода.
– Он лежит в пещере, – тараторил я. – Ну той, что открылась после лавины, оползня или обвала. Он светится в темноте и приносит смерть тому, кто к нему прикоснётся.
– Что ты говоришь? Это… – очередной гость сам поздоровался. – … ужасно! Я не вам, не вам. Вы неотразимы! А ты, Прата, разберись с этим. Чтобы до обеда разобрался! Никакой каменной смерти нам не надо.
Пришло время познакомиться с местной легендой.
Пещера выделялась чёрным треугольником на белом снегу. Я спешился и подошёл ближе. В лицо пахнуло тёплым воздухом как дыханием огромного зверя.
Осторожно шагнул внутрь, подошвы ушли в рыхлую землю.
«Так это здесь обитает та нечистая сила, что убивает налево и направо? Не верю».
До сих пор единственной нечистой силой в лесу являлся только я сам.
Иногда даже обвешивался листьями и ветками и мазал лицо грязью – классический костюмированный грабёж, когда лень выяснять отношения с путниками. Путник убегает сам, а добро оставляет на дороге. А потом ходят слухи о леших, болотных, речных. Уж я‑то знаю им цену.
Я двинулся вдоль стены пещеры на ощупь, когда ищешь в темноте светящийся предмет, то факел или фонарь только помешают. Вязкая грязь цеплялась к пальцам, тёмная проход уводил вправо и резко вниз. Сразу за поворотом, в полнейшем мраке, перед собой я различал белую точку, как бельмо на глазу, как навязчивое видение. Я приближался, она медленно росла.
Шаг, ноги разъехались по скользкой грязи, я упал и проехался по земле, ободрав локти и колени. Голова упёрлась в стену – хорошо, глинистую и мягкую. Светящаяся точка оказалась прямо перед глазами, если бы я опустил голову, то она коснулась бы моего лба. Вернее, это был камешек, круглый с ноготь размером.
«Камень Смерти? Глупость, это тоже выдумки. Даже если в лесу поселилась нечистая сила, то при чём здесь этот камешек? Или…»
Моя рука замерла на полпути, по спине пробежал холодок, вздымая волосы на затылке. Я сглотнул, смочив пересохшее горло, осторожно провёл пальцем рядом с камнем, потом накрыл пригоршней. Ладонь запульсировала, будто в ней билось сердце. Не к добру, не к добру…
«Предательство нельзя прощать, даже если это брат. Он желал смерти, но она не смыла позора. Его тело даже не покоится в фамильном склепе. Он виновен, но брат – изменник. Он не успокоится, и не даст покоя другим», – мгновенно пронеслось в моей голове.
Я быстро отдёрнул руку, голос смолк. Что до меня, так я брата не предавал, мы просто разделили земли: его ближе к столице, мои – к Левигане.
Я не знал, что происходит, но сердце ушло в пятки. Я не видел, но чувствовал, как хищный взгляд из темноты упёрся мне в спину. Первобытный страх гнал прочь от этого места. Но камень…
[1] Таприканцы – жители Таприкана. До начала правления нынешнего короля были рабами в Серениде.
