Верноподданный разбойник Антут
Никогда её толком не видел, разве что однажды целительница в трактире залечила слуге пробитую башку. Ещё пару раз замечал, как сияют фонтаны у храмов, но близко не подходил. А в высшем свете, говорят, вообще дело обыденное, у короля даже придворный маг есть, герцог.
Меня с почётом проводили в приёмную, которую мне хотелось обчистить с потолка до пола. Присвоить всё, на что только падал взор. Особенно торшер в углу. Вот это вещь! Гладкий, блестящий, переливается красноватыми бликами как самое дорогое золото. Я засмотрелся, опомнился, когда дверь напротив распахнулась.
В тёмно‑розовом камзоле и голубых панталонах, дополняя обстановку, в приёмную заявился сам барон. Четыре человека по бокам от меня и двое стражников у дверей согнулись в поклоне. Я повторил за ними.
Барон уселся в кресло, вздохнул и принялся что‑то говорить. Я, наконец, вспомнил, зачем я здесь и потупил взгляд. А что мне оставалось, когда глаза разбегались по сторонам, сосчитывая стоимость баронского богатства?
Глядя в пол, я засмотрелся, как свет отражается в дощечках. Неужели тоже магия, можно ли человеческими силами так начистить куски дерева?
– Что? – я вздрогнул, поняв, что барон задал мне какой‑то вопрос.
Один из его людей поспешил мне на помощь:
– Ваши бумаги, господин! Бу‑ма‑ги.
– Я думал, вы хорошо говорите по‑серенидски[1], – барон приподнял одну бровь.
– Да‑да, – закивал я и вынул бумаги из‑за пазухи.
Человек сбоку с лёгким поклоном взял их и передал своему господину. Тот долго сопел над ними, перебирал в руках, что‑то бормотал. Он был всего лет на пять меня старше, но какой скучный! Типичный представитель знати: яркое шмотьё, тусклый взгляд.
«Сколько я таких ограбил…» – именно эта мысль была у меня в голове, когда он оторвался от бумаг, и наши глаза встретились.
– О! В тебе, и правда, что‑то есть, – одобрил барон. – Как, говоришь, тебя зовут?
Я сказал то, что помнил:
– Прата.
– И всё? – брови барона взлетели.
– Этого хватит, – я оголил зубы – свою гордость. Зубов у меня полный набор, редкость для людей моего ремесла.
Барон усмехнулся:
– Рад приветствовать, наместник. Вы наняты.
Меня отвели в мои покои. Собственные покои! Ими оказалось целое крыло. Моих ребят, что остались возле повозки: Унора и Ледена привели следом. Унор нёс на спине большой сундук с вещами баркийца. Леден его подбадривал.
Как только мы остались одни, то принялись бегать взад и вперёд, разбив пару ваз и чуть не устроив пожар. И только под вечер без сил, улеглись на ковёр возле лестничного пролёта. Мягко, удобно, к тому же оттуда хорошо просматривалось всё крыло.
– Вот это жизнь! – вздохнул Леден.
– И всё наше! – добавил Унор.
Я уже хотел им возразить, что наше это до тех пор, пока мы ведём себя как нужно, но тут двери внизу распахнулись. Наше внимание переключилось на вошедшую в холл колонну людей с длинными палками с горящими наконечниками. Они принялись зажигать бесчисленные свечи на стенах и большой люстре. И тут я вспомнил о торшере из приёмной. Я изучил отведённое мне крыло, но такого торшера не нашёл. Я хотел торшер.
Я велел ребятам ждать и покинул свои покои. Однако это был не мой родной лес, в котором невозможно потеряться. Передо мной раскинулся чёртов лабиринт каменных клеток, размалёванных в случайном порядке. Отсутствовала всякая закономерность. Вот в чём смысл этих цветов? Как понять, где юг, где север?
Помещения были разными, но одинаково бессмысленными. Я блуждал по ним, пока окончательно не потерялся и, выбившись из сил, плюхнулся в какое‑то зелёное кресло.
И тут он предстал передо мной! Торшер сам нашёл меня. Мои руки обхватили его гладкую тёплую ножку, прижали к плечу. Я уже встал и направлялся к дверям, когда уши резанул писклявый голос:
– Что это вы творите?
На меня пёрла остроносая старуха в зелёном платье, что делало её невидимой на фоне зелёной мебели.
– Вы меня слышите? Поставьте торшер на место!
Она думала, что могла остановить меня. Я продолжил двигаться к выходу, но она не отставала, продолжая причитать. Вдруг я почувствовал резкий удар в спину:
– Ты что, тронулась?
– Вандал! Ворюга чёртов! – визжала она, вооружившись шваброй. – Немедленно верни торшер!.. Куда?
Я пустился наутёк, торшер в моих руках трясся, я уговаривал его потерпеть. Едва оторвавшись от преследовательницы, снова оказался в ловушке в непроходной комнате.
Бабка направилась на меня, угрожающе поднимая швабру над головой.
Ветер засвистел в ушах, когда я кинулся прочь из комнаты ей наперерез. Слева, наконец, заметил лестницу и побежал вниз по ступенькам.
Старуха пыхтела, визжала, спотыкалась, но преследование продолжала.
– Что за шум? Что здесь происходит? – вдруг послышался совсем другой голос.
Передо мной возникла женщина такой красоты, что я потерял дар речи. И чуть не выпустил торшер из рук. Её белое гладкое лицо, её огромные ресницы, её пухлые губки, лебединая шейка. Ткань платья приоткрывает…
– Баронесса‑торшер‑вандал! – скороговоркой прокричал голос сзади, за ним последовало тяжёлое хриплое дыхание.
– Ах, наместник, – уголки пухлых губ чуть заметно дёрнулись. – В ваших покоях недостаточно светло?
Я сморгнул, собрался с мыслями и выговорил:
– Достаточно.
– Зачем же тогда… – женщина кивнула на торшер. Я сжал его посильнее:
– Он мне нравится. Я видел такой же в приёмной барона.
Её брови взлетели:
– Да? А мне говорили, это уникальный дизайн.
Понятия не имею, что такое «уникальный дизайн», но на всякий случай расправил плечи и отёр пот со лба чёрным баркийским рукавом.
– Так почему же вы не взяли из приёмной? – продолжила она, наблюдая за моим жестом.
– Я заблудился…
– Миледи! – подсказал из‑за плеча старушечий голос.
– Миледи, – повторил я.
[1] По‑серенидски, т.е. на серенидском языке. Сереннд – королевство, в котором происходит действие повести.
