Рехан. Цена предательства

Неспешно приближаясь, они о чем‑то переговаривались. На вид обоим было лет по тридцать пять. Одеты в хорошие камуфляжи турецких спецподразделений. Пашка не раз видел такие. Натовские, немецкие, английские, французские… Славно этих чертей экипируют. Впечатление, будто весь мир помогает несчастным, воюющим за «свободу» нохчам. Все крепенькое, несмотря на долгие месяцы войны, по размеру. На головах, несмотря на теплую погоду, черные вязаные шапочки с зеленой лентой по нижней кайме, над самыми бровями. Оружие – обычное, наиболее удобное и практичное для стрелка в горах – по автомату Калашникова с пристегнутым снизу подствольным гранатометом. Держали они его за угол между магазином и цевьем, захватывая большим пальцем руки затвор, отчего автомат удобно покоился в ладони, создавая продолжение руки. Держали профессионально небрежно, как люди, имеющие дело с ним ежедневно.

Первый, по всей видимости, что‑то доказывал другому, сопровождая свои слова сдержанными жестами рук. Бороды говорящий не носил, но густо зарос щетиной необычного для чеченца рыжеватого цвета. Если хорошенько вглядеться, даже черные волосы, выбивающиеся из‑под шапки, в лучах раннего весеннего солнца приобретали заметные рыжеватые отблески. Черные живые глаза перебегали от стоявших на коленях солдат к лицу собеседника, улавливая реакцию на свои слова. Боевик был достаточно высок, а движения выдавали скрытую силу. Впрочем, Пашке показалось, что сила эта чем‑то подточена – то ли давней болезнью, то ли еще чем. Бывает, что и от черных мыслей люди доводят себя до нездорового состояния. Окидывая начальственным взором остальных боевиков, держался свободно со своим собеседником – настоящим командиром этого отряда.

Нетрудно было догадаться, что второй и есть главарь всей этой разношерстной банды. Это явствовало из того, как все замолкали и вслушивались в его редкие реплики, из манеры держаться полновластным властителем своих людей, из того, что за ним неотрывно следовали несколько самого воинственного вида чеченцев – младших командиров и телохранителей. Типичный сын гор – не самого высокого роста, крепкий и кряжистый, без намека на лишний вес, с густой иссиня‑черной бородой, доползающей до самых глаз. Чем‑чем, а растительностью он не был обделен – густо заросшие руки до пальцев, завитки курчавой черноты, буйно выбивавшиеся из ворота камуфляжа наружу, и даже уши густо поросли непокорными зарослями. Крупные черты лица были достаточно резки, а угрюмый взгляд черных тяжелых глаз придавал лицу зловещее выражение. Необъяснимая сила исходила от всей его приземистой фигуры, видно было, что этот человек не терпит неповиновения и привык отдавать приказы, исполняемые неукоснительно. Черный магнетический взгляд прожигал насквозь, заставлял опускать голову ниже, к земле.

Черт бы тебя побрал, думал Пашка, пряча глаза. Хрен ли ты смотришь, образина бестолковая.

Хотя на бестолкового главарь не тянул. Никак не тянул.

Остановились метрах в трех от Пашки, продолжая разговаривать. Свита вокруг едва заметно напряглась. Пашка зачем‑то начал считать стволы, направленные лично в него. Вышло восемь или девять бездонных отверстий, готовых в любую секунду оборвать нелепо Пашкину и без того нелепую жизнь.

Андрюха, стоящий рядом с Пашкой, всем своим видом выказывал пренебрежение к происходящему. Сумасшедший, стой ты спокойно – мысленно кричал Пашка другу, но тот не слышал. То ли так сильно досадовал на нелепый захват, то ли действительно от отчаяния вел себя вызывающе, но его поведение только провоцировало злость бандитов, находящихся рядом. Стоящий позади Андрюхи боевик с силой упер ствол пленному в шею, заставляя стоять спокойно. Андрюха, даже держа руки на затылке, всем своим видом выражал крайнее ко всем презрение и криво улыбался.

Не глядя на говорящего, чернобородый пристально вглядывался в каждого из пленных, изредка цвыркая слюной сквозь крупную щель в передних зубах. Парочка из них – золотые. Краем глаза Пашка заметил на пальце крупный драгоценный перстень с символикой – блестящий полумесяц на черном фоне. Рыжебородый говорил, черный изредка резко отвечал ему. Недовольный голос больше напоминал карканье. Он и был чем‑то похож на ворона, этот полевой командир – на крупного, носатого вожака стаи, завоевавшего свое законное место в жестоких драках с сородичами.

Внезапно что‑то насторожило его. Заинтересованный взгляд приковался к одному из пленных. Скосив глаза в ту сторону, Пашка чуть не застонал – главарь уставился на Андрюхину грудь. Хищная ухмылка раздвинула бороду, показав крупные желтые зубы.

На тонком, выточенном из портупеи ремешке висел жетон группы специального назначения, строго поблескивая под лучами солнца.

Еще пару месяцев тому назад Андрюха и Пашка считались не худшими бойцами этой группы, пока за проступок, граничащий с уголовным преступлением, их не перевели в простые солдаты – мотострелки пятой, самой невзрачной роты в полку. При списании свои жетоны они так и не отдали, предпочтя наказание от офицеров группы и недельное сидение в курилке, пристегнутыми наручниками к батарее. Призыва они были одного и держались все время вместе – Васильев Андрюха, Пашка и Саня Головастиков, прозванный Головастиком за созвучную фамилию и большую («умную!..» – смеялся Андрей) голову. Конечно, сейчас Сани с ними не было.

У Пашки был такой же – строгий металлический жетон с выгравированной на нем звериной пастью и эмблемой спецназа. На обороте – Пашкины данные. Он, понятное дело, чрезвычайно гордился им. Шутка ли – выстраданный жетон был в буквальном смысле этого слова полит потом и кровью. Его не получали просто так – на него сдавали зачет. Строжайшие, жесткие нормативы, которые длились по полдня. И выдавал принадлежность парней к одному из самых элитных армейских подразделений. Чтобы получить этот знак отличия, было необходимо после определенного времени нахождения в группе пройти сдачу на него, немногим уступающую культовому событию – сдаче на краповый берет, что проходила чуть позже.

При спешном уходе с высоты, больше напоминающем бегство, Пашка оставил свой жетон в вещмешке, о чем жалел всю дорогу.

И вот именно теперь эта штука привлекла самое пристальное внимание главаря. Мягкой поступью, смахивающей на поступь голодного тигра, командир двинулся к Андрюхе. Оказавшегося на пути Пашку один из сопровождающих ударил ногой в грудь, отчего тот свалился назад. Тут же, понукаемый пинками и грубыми окриками, был вынужден снова встать на колени. Но уже чуть позади Андрея и стоящего перед ним полевого командира с вооруженной до зубов свитой.

Начальник зеленки, как окрестил его про себя Пашка, стволом автомата раздвинул лацканы порванного кителя и мерзко оскалился, прищурившись. Сейчас его видно достаточно близко, чтобы разглядеть грязноватого цвета зубы, серого оттенка кожу с мелкими рытвинами оспин. Борода, и та растет у него не гладко и не завитушками, а какими‑то странными густыми клоками. Мясистые пальцы с неровными ногтями радостно поскребли по рубчатой поверхности рукоятки АКСа, вызвав у Пашки нехорошие мурашки по спине.

Не отводя гипнотизирующего взгляда от Андрюхи, что‑то сказал рыжебородому. Тот выискал глазами молодого быкообразного охранника, крикнул ему приказным тоном. Молодой поспешно наклонился над Андреем и одним движением сорвал с него жетон. Стоящему сзади Пашке хорошо видно, как прочный кожаный ремешок оставил на шее багровую, с капиллярными точками полосу.

Андрюха, не обращая внимания на грозящую ему опасность, попытался вскочить и выхватить у молодого свой жетон. И сразу же получил за это от второго, пожилого уже охранника прикладом в голову. От сильного резкого удара Андрюху снесло вниз – снова на скудную примятую траву. Короткий ежик волос тут же окрасился красным. Мотнув окровавленной головой, солдат попытался снова поставить себя на ноги, но черный, усатый, как жук, охранник был начеку. Ударил не жалеючи – носком жесткого берца прямо в зубы. От удара что‑то противно чавкнуло и Андрей, как подкошенный, снова рухнул в траву.