Рехан. Цена предательства

Взвод нарезает круги по плацу дивизии, нестройно перебирая ногами. От взвода, как и от Пашки с Гаврилой, густыми клубами валит пар.

Обнажив зубы в раззявленных ртах, отставшие бегут к своим под патронажем сержантов.

– Наконец‑то! – кричит им издалека Инструктор, – не прошло и полгода. Ну что эти? Сдохли?

– Держатся, уроды, – мрачно заявляет Второй. Первый молча кивает, опять доставая сигарету.

Пашка с Гаврилой падают в строй, где их принимают не менее загнанные остальные, счастливые минутным отдыхом.

– Ну че… – начинает Инструктор, но Второй его перебивает:

– Гляди, зампофиз едет…

Первый быстро кидает в снег только что прикуренную сигарету.

На краю огромного плаца появляется грозно фырчащий Уазик. Из открытой дверцы высовывается кулак и его обладатель, моложавый мужчина в военной полевой форме что‑то орет спецназовцам. По мере приближения машины высказывания слышатся яснее:

– Вашу мать!.. Дебилы!.. Вы что творите? На улице – ‑28, вы солдат в гроб вгоните. Других дней мало? Спортзал вас уже не устраивает?.. Тесно, да? Приказ же был – ниже двадцати пяти на улицу не соваться, кроме караула и постовых.

– Взво‑од, равняйсь! Смирно!!! Равнение на – середину! – и Инструктор кричит в ответ офицеру, приложив руку к вязаной черной шапочке, – так точно, знаем, товарищ майор. Но у нас спецподготовка, мы не можем…

– Мне на… ть на все ваши «спец»! Вы загнетесь сами и солдат угробите. Ну‑ка, все в казарму – бегом марш!

– Есть! – вскидывает руку снова Инструктор, – взвод, слушай мою команду! В колонну по три становись! – замер, набирая побольше воздуху, – к лесу, бегом… марш!

Ошалевший майор застыл с поднятым кверху кулаком.

– Ку?.. – только и смог сказать вслед широким спинам убегающих в ногу спецназовцев.

– Быстрее, быстрее, шире шаг! – подгоняют сержанты свой взвод, не оборачиваясь.

– Запомните, парни, – Инструктор на бегу снимает шапочку, проводя ручищей по покрытой испариной бритой голове, – на занятиях и в бою для вас существуют лишь одни командиры – это офицеры и сержанты нашей группы спецназа. Все остальные не должны вас интересовать. Все ясно? – Инструктор даже не слушает вопли оставшегося позади майора.

– Так точно! – грохают бойцы учебного взвода.

– Тогда в лес с ускорением и там перебежками к тиру. В тире – противник! Берем штурмом.

– Пошли‑и!..

Офицер штаба полка устало вытер испарину с лысины и залез обратно в Уазик.

– Что скалишься? – буркнул смеющемуся водиле. Водила позволяет себе смеяться, потому что знает, что нынешний майор прошел свой путь от простого солдата, что зампофиз – свой, настоящий мужик. Тот раздосадовано мотает головой:

– Давай в штаб, жаловаться будем.

И глядя, как набирают обороты два десятка человек, бегущих к лесу, с восхищением в голосе:

– А ведь не слушаются, черти!

 

***

 

Краем глаза Пашка заметил, что Виталя сдает. Длительный подъем в гору, побои и многомесячная усталость делали свое дело – парень тяжело дышал, его шатало из стороны в сторону. Мешок, пусть и не очень тяжелый, был для него уже неподъемным. Он то и дело соскальзывал с плеча и Виталя тащил его по земле за собой, прежде чем собраться с силами и взвалить обратно на спину. В мешке что‑то глухо брякало на всех кочках, и идущий сразу за ними чеченец шипел по своему обыкновению, заставляя взять груз, как надо. И как только ему самому это не надоедало?

Постоянное дерганье за поврежденные кандалами да наручниками раздражало и утомляло Пашку больше, чем свой вес на спине. А шипящий охранник вызывал одно лишь бешенство. Несколько раз уже Пашку охватывало неодолимое желание бросить все и придушить его. Останавливали лишь наручники, ну, может, еще что. Разбираться с самим собой у него уже не было никаких сил.

При очередном пьяном витке прикованного товарища Пашка не выдержал.

– Давай сюда, – раздув ноздри, потребовал.

– А? – не понял Виталя, поворачивая замутненный взгляд на напарника. От ходьбы и тяжести его сломанный нос дал о себе знать – в нем шмыгало и по верхней губе сочилась кровь. Время от времени Виталя слизывал ее и слабо сплевывал.

– Мешок давай, – повторил Пашка.

– Не‑е… я сам, – с трудом произнес Виталя, в очередной раз качнувшись в сторону.

– Гони мешок сюда, придурок, – тоном, не терпящим возражений, приглушенно сказал Пашка. Сбалансировал свой мешок на спине, оторвал от него одну руку и протянул к Витале, насколько позволяла длина цепи. Позволяла она совсем немного.

Нехотя, но с видимым облегчением Виталя протянул ему мешок двумя руками. На мгновение остановившись, Пашка накрепко ухватил жесткую полотняную ткань и вернул руку обратно к шее, сжатым кулаком подпирая груз, лежащий у него на загривке.

Шагающий позади конвоир недовольно что‑то буркнул второму. Второй равнодушно ответил, и оба замолчали.

Идти стало намного тяжелее. Не тяжелый Виталин мешок сейчас неудобно болтался, стукаясь о согнутый локоть и пытаясь завернуться вокруг него. Раскачивался, ударяя по болезненному боку. Тянул книзу. Распрямиться не удавалось и Пашка, существенно замедлив шаги, передвигался, согнувшись в три погибели, словно навьюченный мул.

Он уже успел пожалеть, что взял эту дополнительную ношу, но зато Виталю теперь не качало. Он тяжело шагал чуть позади, бросив руки плетьми, с трудом передвигая ноги и тупо уставившись в землю.

Подъем в гору продолжался. Солнце давно уже взошло, и яркий осенний день оживал, раскидываясь немногими яркими красками, присущими этому краю.

В какой‑то момент времени Усман оглянулся, чтобы посмотреть, как движется отряд, не растянулись ли, не устали. Все боевики шагали все так же ровно, как и в начале пути. Маслянисто поблескивали черные бороды в еще очень теплых, несмотря на осень, лучах солнца. Смуглые лица лоснились от пота, но явных признаков усталости ни на одном из них не читалось. Лишь идущие позади пленники заметно отставали от общей группы. В чем дело?

Усман в сердцах выругался.

Этот щенок, которого все считали еще несколько дней тому назад умерщвленным, как и подобает нормальному русскому, тащил свой внушительный даже с виду мешок с патронами, и вдобавок к этому мешок своего дружка, что безвольно, как овца, плелся за ним. Усман покачал головой, не зная, что и подумать. Почесал рыжую щетину, что никогда не желала расти дальше выверенного сантиметра. Посмотрел на Султана, сосредоточенно шагающего рядом.

– Смотри, – кивнул он вниз.

– Что? – обернулся главарь. Пробежав беспокойно глазами по рядам бойцов, наткнулся взглядом на пленных.