Рехан. Цена предательства
Хорошо, что Усман оказался настолько хитрым и предусмотрительным, и устроил птенчиков как надо. Вот и посмотрим, последним ли был для них этот час или судьба действительно благоволит к ним.
Пашка, чертыхаясь, со злостью смотрел на приближающиеся машины. Пять минут назад рыжебородый, посмеиваясь своими суженными зрачками, заставил их вдвоем лечь прямо на склоне метрах в пятнадцати под расположившимися в последних от вершины кустах зеленки боевиков. Их уложили за большим камнем, накинули маскировочную сетку, и Усман на русском внятно отдал приказ одному из чеченцев:
– Если хоть один дернется, стреляй обоих.
Чеченец поднял вверх указательный палец и на ломаном русском произнес:
– Ладна! – и тут же взял на прицел Пашкину голову.
Расчет верный. Оставлять кого‑то рядом с пленными было накладно – в боевой ситуации все умеющие держать оружие руки были необходимы. Оставлять их одних, пусть даже и связанных, рискованно. Один раз оставляли уже. А здесь они под прямым надзором, и в случае неверного движения их в любую секунду пристрелят.
Предупреждать своих было сродни самоубийству. Пока встанешь, пока скинешь опутавшую тебя сетку, пока поднимешь руки и выйдешь из‑за валуна, любой из боевиков, хотя бы вон тот, с навернутым на ствол СВДУ глушителем, выпустит неспешно в тебя все свои боезапасы. Одиночными. И, что обидно, этих щелчков никто из едущих на броне даже не услышит.
Даже если проделать всю операцию за секунду‑другую… Нет, бесполезно. Не успеют предупредить ни криком, ни жестом. Склон был сплошь покрыт неровностями, усыпан камнями различной величины, некоторые доходили среднего роста человеку до груди. Стопроцентное самоубийство. Даже если, что очень маловероятно, все стрелки промахнуться, даже (чудо какое), и этот бандит со снайперской винтовкой. Даже если свои от неожиданности не разрядят обоймы во внезапно вынырнувших из‑за камня людей в неродных камуфляжах, все одно – шансов уцелеть в перекрестном автоматическом огне просто ноль.
Пашкин мозг лихорадочно перебирал все, даже невозможные варианты. Разом очнувшийся и дрожащий от страха и возбуждения Виталя рядом простонал:
– Не успеем…
Ничего не успеем, хотел добавить Пашка, но времени уже не хватало и на это.
*Айтту – 1. правая рука; 2. удача (пер. с чеченского)
*Майра – муж, смелый, главный (пер. с чеченского)
Машины вынырнули из‑за дальнего поворота и въезжали, натужно ревя моторами, на взгорочек, который делала здесь горная дорога. Впереди двигал свое мощное тело Т‑80, катя перед собой огромные зубчатые противоминные катки. Танк был старым и опытным зверюгой. Покоцанное осколками и пулями железо, многочисленные вмятины попаданий гранат и даже снарядов выдавало его длинный послужной список. Следы от минных разрывов, расходящиеся по передку ровными веерами, царапины от осколков – танк был настоящим матерым бойцом. Даже отсутствие активной брони на поверхности, лишь на башне виднелось несколько металлических нашлепок с пластидом, не портило его и не умаляло его строгой, красивой мощи.
Сразу за танком, нащупывающим дорогу, шел армейский ЗИЛ. Тщательно замазанный грязью войсковой номер на борту и кабине, болтающийся на водительском окне бронежилет и ухающие из стороны в сторону на ухабах брезентовые борта фургона со старой полуистертой табличкой «Люди». Сколько народу находилось внутри, пока было неизвестно.
Замыкал эту миниколонну обычный БТР, нещадно дымя и задыхаясь от утомительной для него езды. Этот отслужил свое еще лет двадцать тому назад, но на списание в зону боевых действий отправили именно его. Впрочем, сюда валом шла вся такая техника. Обычное дело…
На открытой броне сидело всего пять‑шесть человек. Обычные солдаты. Возможно, что внутри находился еще кто‑нибудь, но это вряд ли. Общеизвестный факт, что в случае подрыва шансов уцелеть больше у тех, кто наверху.
Виталю колотило крупной дрожью. Он повернул усеянное каплями пота лицо к Пашке:
– Все равно подыхать. Пошли?!.
Пашка, до того колеблющийся между долгом предупредить и долгом выжить, больше не колебался. Конечно же, все равно подыхать…
Нарастание лязга траков и рева многотонного двигателя становилось раздражающе шумным в этой тихой, не видавшей никогда подобного милитаризма местности.
– Пошли!!!
Пашка дернул тело вверх, опираясь одной рукой о землю, второй хватая край сетки, чтобы сбросить с себя ненавистное иго…
В этот момент над головой что‑то оглушающе хрястнуло. Перепонки дернулись от испуга внутрь, забились отчаянной пульсацией где‑то глубоко в мозгу. Очень близко, над самой спиной пронеслась ракета от «Шмеля», обжигая открытую шею. Пашка видел тот момент, когда она врезалась в основание танковой башни. Грохот реактивного пехотного огнемета заставил тело панически вжаться в землю. Сейчас ничто уже не заставит его подняться. Даже сам человек, «хозяин» своего тела, не сможет сделать этого.
Вжался в землю Виталя. Сквозь грохот удалось расслышать его стон: «Поздно!..»
Дальнейшее развивалось по секундам, растянутым в вечность. Пока Пашкино тело, повинуясь вековому инстинкту выживания, прижималось, что было силы к земле‑матушке, какая‑то часть сознания, не обращая внимания на смертельную опасность, бесстрастно взирала на происходящее, отмечая все детали, находившиеся в поле зрения.
На полсекунды опоздав от первого, грохнул второй огнемет, смел остатки активной брони с башни и накрыл железного зверя ослепительным огнем. Даже на расстоянии Пашка ощутил пробежавшее давление, то, что убивало на пять‑десять метров вокруг все живое. Если в танке был открыт хотя бы один люк, то об экипаже машины можно было говорить уже в прошлом времени.
Невдалеке слева тоже сверкнуло в кустах. След от летящего выстрела точно обозначил свою цель – БТР, натужно рявкнув в последний раз, дернулся развороченным носом в сторону и заглох. Сидящего на командирском месте офицера в шлеме и полевой форме без знаков различия разметало клочьями в воздухе.
Хорошая смерть, восхитилось Пашкино сознание. Всего‑то один миг одной маленькой секунды.
И тут с обоих концов зеленки грохнули еще несколько выстрелов имеющихся у боевиков «Мух», ручных и подствольных гранатометов. Чтобы результат был быстрым и однозначным, ценное оружие не берегли, действовали наверняка. Вставшие на дороге внизу машины оказались беспомощной открытой мишенью для изуверов, наслаждающихся своей мощью. Взрывы гремели один за другим, колонне не давали ни одного шанса. Разворачивались листы бронетехники, словно консервные банки, полыхала дорога, превращаясь в огненно‑черный смерч. Кабину ЗИЛа оторвало сразу двумя одновременными разрывами. Остатки кабины и горящего капота безобразно вывернулись на сторону. Даже отсюда было видно, как шипели на раскаленном, обугленном железе капли не сразу сгоревшей в огне солдатской крови.
