Рехан. Цена предательства

К яме подбежали, шурша травой и первыми осыпающимися листьями с зеленки. Доски откинули в сторону и пленных озарила светлая синева нового дня, беспардонно ворвавшаяся в глубокую яму. На фоне яркого после сна и серой темноты неба появились бородатые фигуры. Испуганно зашуршала по стенам потревоженная ботинками пришедших земля.

Султан был легко узнаваем хотя бы по одним только «Ролексам» и своему перстню на мясистой руке, золотом сверкнувшие на солнце. Рядом, зевая и почесывая рыжую щетину, стоял Усман, равнодушно глядя вниз. Чуть позади Ахмет, это точно, за ним один из конвоиров и вроде Жук, тот, которого все зовут, кажется, Абу. Телохранитель… Денщик хренов…

Остальных не было видно, хотя наверху слышались еще голоса.

Глаза резало после сна и Пашка опустил голову, жмурясь и смаргивая выступившие слезы.

Султан довольно рассмеялся. Щенок не выдерживает его взгляда. Еще никто не мог выдержать этого взгляда. Боится… Как славно чувствовать себя наверху, главным вершителем судеб. Жизнь хороша, и только ради одного этого поистине мужского чувства можно жить. Вчерашняя победа и быстрый, без задержек и погодных неурядиц переход на зимнюю стоянку окрыляли Султана, его просто распирало изнутри. И еще он придумал новую забаву для птенчиков, попавших в эту маленькую ямку. Да, никто не даст умереть им так легко, так просто. Не зря же их тащили сюда за собой такую дорогу.

Пнул землю у края зиндана, отчего пленных внизу осыпало крошками. Издевательски засмеялся и отошел. Глянул на молча ждущего распоряжений Ахмета:

– Русских кормить два раза в день. Не мало, но и не много. Не много, понял? Мне нужно, чтобы они оклемались немного, но сытыми я их видеть не хочу. Ты понял?

Ахмет мрачно кивнул.

– Пусть сидят пока, – Султан хохотнул и пошел дальше, проверяя состояние своего лагеря и занятых подготовкой к холодам людей. Настроение было превосходным, давно уже за последнее время он не чувствовал себя так хорошо. Внизу очередное перемирие, сюда русские никак не полезут, сами готовятся к зиме, можно успокоиться и может, часть людей даже отпустить домой. Пока…

За главарем потянулись все остальные. Удаляющиеся шаги и смех. Движок, генерирующий электроэнергию, днем не работал, и в воздухе можно было расслышать чвирканье какой‑то птицы, а если прислушаться, то и шелест листвы, по которой пробегал легкий осенний ветерок. Сюда он не проникал, тут была только запах затхлости и достаточно сильно воняло.

– Умер здесь кто, что ли? – проворчал он и замолк, увидев, как съежился при этих словах сидящий в той же позе Виталя.

Стряхнул земляные крошки с головы. Пару недель назад обритая голова уже подзаросла жесткими антеннками волос. Волосы у Пашки всегда быстро отрастали. Провел ладонью по шее, убирая грязь, и снова глянул вверх. За ночь он все‑таки замерз. Это сейчас сверху немного стекает солнечного тепла, а ночи становятся все холоднее. Об этом напоминают и несколько желтых листьев на дне ямы. Пашка подобрал их и принялся бездумно крутить в пальцах. Вспомнил, какие ужасно холодные здесь ночи, если это не лето. А тут, в горах, наверное, и подавно дубак полнейший.

Потопал по земле каблуком. Утоптанно до них. Рыли зиндан с явным знанием дела. Книзу яма расширялась, принимая форму раструба. Стенки были ровно обтесаны, не зацепишься. До верха было даже дальше, чем он предполагал ночью. На глаз около пяти метров, хорошая глубина для тюрьмы на природе. Если Пашка со своими метр с кепкой залезет на плечи более высокому Витале, до края останется еще о‑очень далеко. Учитываем так и не снятые наручники, форму зиндана, и наверняка следившего хотя бы краем глаза какого‑нибудь охранника поблизости, и идея выбраться отсюда была совсем нереальной. Это сейчас им оставили свет, не закрыв проем досками, а на ночь и они застегиваются на замочек. А днем и не полезешь.

Пашка вздохнул и встал в полный рост, превозмогая ломоту в ногах и костях. Руки мелко тряслись. Это от этих мешков, блин, многотонных.

Звякнув цепью, перевернулся набок Виталя, очень аккуратно, чтобы не потревожить свои болевые места.

– Да, вонища тут…

– Кто‑то до нас сидел, – пожал плечами Пашка, – а как ты учуял, у тебя же нос сломан?

– Не знаю, пробило немного, – Виталя осторожно потрогал распухшую переносицу. Под глазами ярко выделялись черно‑синие пятна, а сквозь загар пробивалась нездоровая белизна.

Постояв, Пашка снова сел. Усталость давала о себе знать. Интересно, что там этот черт говорил про них? Догадывайся теперь, что к чему и когда. Некоторое время прислушивался к голосам в отдалении. Поймал себя на том, что глаза снова закрываются. Есть ведь что‑то хорошее и в тюрьме, усмехнулся он, можно спать сколько влезет, вроде никто пока не трогает. И чутко уснул.

Из легкого забытья его снова вывели шаги наверху. От неожиданности Пашка вскочил на ноги. Сердце бешено колотилось, застилая противным страхом голову.

Наверху, нависая крупной фигурой, стоял Ахмет. Коротко сказал Пашке:

– Держи.

На веревке вниз поехало маленькое пластиковое ведерко, доверху наполненное водой.

– Это на весь день, – Пашка дал знак, что понял. Ладно хоть, не на неделю. С этих станется. Отвязал ведерко, осторожно поставил к стенке, чтобы не пролить ни капли. Веревка змеей взвилась наверх.

– Держи.

И вниз полетел завернутый в тряпку небольшой сверток. В животе сразу дико заурчало.

В свертке лежало целое богатство: две лепешки, горсть грецких орехов вперемешку с сушеными финиками и тушенка, высыпанная из банки прямо на лепешки. Предусмотрительные, черти.

Виталя, почуяв запах, подполз ближе, жадно раздувая ноздри.

Подняв голову, чтобы поблагодарить Ахмета и попробовать порасспросить его, Пашка увидел чистое синее небо над головой. Чеченец как‑то незаметно ушел. Ладно, может, появится еще. Устроив сверток поудобнее на коленях, принялся за дележку. Сразу решил, что половину нужно оставить на вечер. А то вдруг и это тоже на весь день. Отложил одну лепешку и несколько орехов в сторону, а вторую лепешку поделил надвое. Тушенку не удержались и съели всю. Невозможно целый день смотреть на нее и глотать слюни. Ею здесь все пропахнет. Воды напились вволю до и после еды. Пашка на всякий случай набрал еще и свою фляжку, которая до сих пор висела у него на поясе.

Изголодавшийся организм принял проглоченное с благодарностью, заставив на время забыть все невзгоды и страх будущего. Оба пленника растянулись на земляном полу и с наслаждением прислушивались к движению внутри себя. Пашка отполз к противоположной стене, положил голову на вытянутую руку с пристегнутым браслетом. Солнце поднялось, проходило прямо над ямой, касаясь их теплыми лучами и нагревая земляное дно.