Рехан. Цена предательства
Рядом грохнуло. Еще… И еще… По каменистой мостовой дробно застучали очереди. Их обнаружили. Стрельба вновь стала такой плотной, что пришлось броситься на землю и ползти вперед, прижимаясь распластанным телом к земле. Пули высекали искры перед непокрытой головой, отскочивший от пули камень рассек Пашке кожу на бритой голове, но он даже не почувствовал стекающей крови. Вокруг царил Ужас, а светлеющее утреннее небо почернело от огня и взрывов. Пашка нашел в себе силы поднять голову от мостовой и взглянуть вперед.
Ротный был впереди, яростно что‑то приказывая следующим за ним бойцам. Живем, значит…
Стреляют, стреляют отовсюду. Стреляют по нему, Пашке…
Рядом кто‑то орал истошным голосом:
– Накрыли, накрыли, накрыли!..
Головастик, уже оказавшийся позади, втянул большую голову в бронежилет так, что стал похож на черепаху, пытающуюся уместиться в свой ставший маленьким панцирь, и только стонал, ползя куда‑то, не видя куда:
– А‑а‑а…
Внезапно стена дома по правую руку, которую Пашку не сколько видел последние минуты, сколько ощущал, кончилась. Чьи‑то железные руки‑клещи схватили Пашку и дернули за угол. Краем ошеломленного сознания он увидел Ротного, сосредоточенно выглядывающего из‑за угла и вытаскивающего своих бойцов одного за другим из этого шквала огня.
– Ты чего, Пашков? Жарко стало? Где сферу‑то посеял? – осведомился он у Пашки. Не дожидаясь ответа, отпихнул его подальше и вытянул следующего за Пашкой Головастика.
Солдаты хрипели, прижавшись к стене.
– Чего расселись, уроды? – зарычал Ротный, – перезаряжаемся, оборону держим!.. Прикрывайте товарищей…
Пашка хватал ртом пороховой холодный воздух, не замечая, как тот обжигает натруженную глотку. Внутри все дрожало. За адреналиновым состоянием он только сейчас вспомнил, что патроны в рожке давно уже кончились, а указательный палец до сих пор судорожно давил на спусковой крючок. Разжал побелевший палец. Полных магазинов уже не было, а доставать из ранца и заполнять времени не оставалось. Снял с ремня карабин, а АКС закинул за спину, даже не осознавая смысла своих действий.
Из‑за угла вырывались ползущие бойцы, прикрывающие отход. Последними сюда завернули Летеха с Замком. Они тащили за собой Морозова…
Мороз, сжав белые, бескровные губы, с ужасом смотрел на свои ноги. Там, где они должны были быть, виднелись две разорванные в кровавый хлам культяпки.
Пашка уставился на это месиво, не в силах отвести взгляд.
Ротный выдернул Морозова к себе, быстро осмотрел рану, не глядя солдату в глаза:
– Таз тоже разбит. Не дотянет…
Мороз расширенными глазами смотрел на своего командира. Много чего в этот момент отражалось на его лице. Сипло произнес, не веря тому, что говорит:
– Я останусь… Идите.
В конце переулка показались наемники, за ними танк, под его прикрытием шел еще отряд. Старшина крикнул, подползая поближе и давая очередь в ту сторону:
– На себе донесу, давай…
Летеха его оборвал:
– Бесполезно, – и отвернулся, переставляя магазин и утирая грязной рукой лицо.
Мороз слабо подал голос:
– Не, Буйвол, я все… Чувствую – дохну… Попробую, остановлю их, – он с трудом перевернулся на живот. Культяпки закрутились друг за друга. Пополз к воронке посреди улицы, оставляя за собой жирный красный след.
Останавливать его никто не стал.
– Держи их дольше, – Летеха с Ротным давали последние распоряжения, – стреляй, не высовывайся.
Летеха выхватил у Сидоркина ПКМС и установил перед Морозом, вывалил рядом ранец с лентами и несколько гранат.
– Если… когда кончатся, последнюю под бронежилет. Понял? – крикнул бойцу, уже отползая.
– Так точно, как учили, – не услышали, но прочитали по губам, искривленным болью и близкой смертью.
Ротный сглотнул и отвернулся.
– Пошли! – зычно скомандовал.
Стрельба с той стороны усиливалась. Группа встала и начала продвижение вглубь города, к своим. Последнее, что видел Пашка, на бегу оглянувшись – белое, улыбающееся лицо Морозова, от которого навсегда уходила его родная группа спецназа. И Летеху, раздувшего ноздри и крестящего в воздухе окровавленной рукой своего лучшего бойца…
Затем он развернулся и бросился вслед за всеми. Сзади дробно застучал ПКМС, расчетливо убирающий с дороги осмелевших наемников.
Мороз долго держал врагов. Группа успела беспрепятственно пересечь три темные улочки и зайти под сень деревьев одного из дворов, когда очереди оборвались и послышались несколько взрывов подряд.
Затем все стихло…
Никто не стрелял позади. Уже не в кого. Боевики наткнулись на одинокое, истерзанное тело русского солдата. Один Аллах ведает, о чем они думали и что там было дальше. Группа спецназа, ушедшая благодаря рядовому Морозову, уходила все дальше. А догнать людей, которые бегали целыми днями, было зряшной затеей. В тишине слышны были только дыхание пацанов и бряцанье оставшегося у них оружия.
Старшина бежал, хрипло рыча от бешенства и стряхивая слезы бессильной ярости крепкой ручищей. Жеха Сидоркин что‑то сказал, Пашка не расслышал. Тогда тот сам снял с Пашки автомат и, доставая на ходу патроны, начал заряжать магазины на бегу.
В каком‑то темном дворике навстречу им выскользнули с десяток теней. Со своими сложно спутать. У некоторых бороды, зеленые повязки на шапках. Буйвол, радостно взревев, бросился на них. Сбив первого мощным ударом ноги, ворвался в середину и прикладом размозжил другому голову. Ротный, выхватив штык‑нож, с ходу вонзил по рукоять в лицо еще одному, не успевшему вскинуть автомат. Один из бородачей ловко увернулся от тычка стволом Замковского автомата и, встав на одно колено, начал поднимать свой, прилаживая к бедру для выстрела.
Пашка вскинул карабин, передернул рубчатый затвор, забыв напрочь, что патрон в патронник уже дослан. Тот вылетел на снег, но Пашка уже выстрелил вторым в этот момент, и боевика откинуло назад, разворотив все внутренности.
На благодарности у Замка не оставалось времени – сзади на него напрыгнул еще один, худой и густо покрытый черной щетиной. Ткнул Замка кинжалом в живот, попал в бронежилет. Соловью ничего не оставалось, как схватить того за руку. Боевик начал подбираться к горлу, вырывая руку с кинжалом.
Быстрее Пашки подоспел Лютый, на ходу выхватив свой штык‑нож и полоснувший боевика по горлу. Замка залило чужой кровью, он стряхнул с себя захрипевшее тело.
