Садовый вишнь

…тот, кто расселял гостей, видимо, плохо понимал нас – да мы и сами себя плохо понимали, честно говоря. Организатор (будем называть его так) решил, что лучше поселить вместе концы света из одного и того же мира: так в нашем крыле жил конец света, видевший остывающую магму земли, конец света, погубивший первые бактерии, конец света, погребавший старые, неуклюжие формы жизни, конец света, закрывший глаза последнему человеку, конец света, чья ржавчина обгладывала последние серверы, конец света, который грелся в лучах взорвавшегося солнца. Так получилось, что нам не о чем было говорить, и мы старались держаться себе подобных – я искал общества тех, кто видел гибель разумной жизни, и даже обрадовался, когда смерть какой‑то далекой звезды предложила мне поменяться комнатами – там‑то в её бывшей комнате я и обнаружил странный предмет, страшную находку, которая вскрыла жуткие тайны, и повлекла за собой смерти множества смертей…

Замок! Замок? Замок…

Два километра.

Шорох шин.

Замок.

Пять лет.

Замок! Замок!

Полтора километра.

Замок.

Пятнадцать лет.

Замок? За‑а‑амок.

Километр.

Замок.

Двадцать лет.

Замок? Гхм, Замок…

Пятьсот метров.

Замок.

Двадцать пять лет.

Наследство.

Сестра.

Авария.

Замок.

Двести метров.

Замок.

Племянник.

Обрыв.

Падение.

Замок.

Сто метров.

Замок?

Взгляд с обрыва.

Замок…

Ночь, которой не может быть

Постулат первый: ночь все меняет.

Постулат второй: если ночь меняет все, то она меняет и саму себя тоже.

Постулат третий: если ночь меняет саму себя, то она перестает быть ночью.

Постулат четвертый: если ночь перестает быть ночью, она не может ничего поменять.

Постулат пятый: но тогда ночь не может изменить саму себя, и остается по‑прежнему ночью.

Что возвращает нас к первому постулату…

…может быть, именно этот парадокс позволял ночи превращать безжизненные руины в шумящие города, а истлевшие остовы в спешащих прохожих. Мы не могли проверить этого – никто из нас никогда не видел ночи, планета навсегда повернула останки городов к палящему солнцу, а темной половине остался только безжизненный замерзший океан…

Ю и Сар

…рядом сидит мэнгу, надо убить мэнгу, и нельзя убивать мэнгу – он, тот, не велит, а кто он, кто тот – Йи так и не понимает: то ли сам великий Будда, то ли еще кто, перед кем сам великий Будда кажтся не более чем песчинкой на лапке муравья. Йи и мэнгу делят поровну нехитрый ужин, устраиваются на ночлег – завтра снова в путь в чужие земли. Медленно поднимаются две ю, две луны, мэнгу говорит – сар, какой сар, когда ю, ладно, пусть будет одна ю, вторая сар. Йи пытается понять, почему была одна луна, а теперь две – тот, великий, говорил что‑то, что это другое небо, другая земля и другие луны, но почему все‑таки две…