Сама за себя

Влада замолчала, выплеснув первый порыв, но и муж с дочерью молчали, поражённые её ответом. Да, Влада тоже не фея, могла ответить и погрубее, но не хотелось опускаться до уровня базарной тётки. Через небольшую паузу она продолжила.

– Я знаю, что у тебя сейчас сложное положение. Сама через это прошла когда‑то, – усмехнулась Влада. – Могу только посоветовать: квартиру вам придётся делить, поэтому освободи её быстрее и выстави на продажу. Как я поняла, дети остаются с тобой, значит, вам троим полагается большая часть. Вложи её сразу в две небольшие квартирки. Мальчишки растут и скоро им понадобиться отдельное жильё. Теперь твоя жизнь, Сергей, будет подчинена их интересам. Их, а не твоим. Ищи подработку или работу с большим заработком. Ну, может, дочь тебе поможет, по‑родственному, – обидчиво закончила Влада. Её всё же задело, что дочь открыто встала на сторону отца, – и ведь ты даже не понял, что сейчас наделал, – обратилась она к молчащему Сергею и тот удивлённо вскинул на неё глаза. – Серёжа, – проникновенно поинтересовалась Влада, – а ты меня не хочешь спросить: зачем мне этот геморрой? Зачем мне, молодой ещё женщине, совершенно чужие дети? Они, видите ли, разрешили взять меня в семью! Пиз‑ц! – не выдержала всё‑таки Влада и выругалась.

– Влада?! – шокировано воскликнул Сергей. – Ты всё поняла неправильно! Дети уже любят тебя, я им много о тебе рассказывал. Я на самом деле сожалею о прошлом. Ты действительно очень дорога мне. Очень, Лада! Поверь! И ещё! Мы с Катей хотели признаться, что подталкивали тебя к решению переехать жить ко мне. На самом деле Катя с мужем не собираются оставаться в твоей квартире. На время они снимут жильё и будут жить самостоятельно. А квартира останется за тобой. Она просто хотела помирить нас. Прости.

Влада обессиленно привалилась к столешнице. Да что же это такое! Какие ещё испытания ей предстоят?! Дочь! Родная дочь договаривается за её спиной с отцом‑предателем! Желая ей добра. Ага! Всё же кровь родная – не водица. Сумела она простить его. А Влада, оказывается, нет. Хотя всё время считала наоборот.

Влада нервно усмехнулась. Повела плечами, как бы сбрасывая с себя тяжёлый груз и, ставя последнюю точку. Тоже встала, твёрдо глядя на самых родных, но бесконечно далёких людей.

– В общем, так, дорогие мои. У меня тоже к вам сообщение. – Влада открыла папку, которую положила на подоконник, когда вошла в кухню, и вынула первый лист. – Это дарственная на имя Екатерины. Теперь квартира твоя, – обратилась она к дочери. – И даже в случае развода, тьфу‑тьфу, она останется за тобой. Хотела ты или не хотела, думала или не думала – теперь неважно. Я съеду отсюда завтра. И больше никакой финансовой помощи оказывать вам не смогу и не буду. Хватит, сумели создать семью, умейте её содержать. И дай вам бог, не испытать со своими детьми того, что испытываю сейчас я. И дело не в квартире: я заработаю и куплю себе ещё. Без угла не останусь. Дело в вашем отношении ко мне. Оно похоже на предательство.

Вот теперь Влада высказала и сделала всё, что хотела. На душе не стало легче, но, по крайней мере, (она надеялась) Катя поймёт, как была неправа по отношению к матери. И, немного помолчав, Влада добавила:

– Если вы будете не против, то раза два в месяц я бы хотела навещать Лизу. Других просьб у меня к вам нет.

В этот момент Влада увидела в дверях ошарашенное лицо Артёма и поняла, что некоторое время он уже всё слышал, но останавливаться не стала.

– Теперь, что касается тебя, Сергей. Нет! Я не выйду за тебя замуж и прошу больше меня не беспокоить по этому вопросу. Если я кому‑то из вас что‑то должна, то от всей души прощаю! – язвительно закончила Влада и в звенящей тишине на негнущихся ногах ушла в свою комнату.

Всё. Концерт окончен.

***

Катя уронила голову на руки и заплакала. Такую мать она не видела никогда в жизни. Даже, когда отец ушёл от них, мать старалась держать лицо. Никогда не проклинала его, не обвиняла и не следила за его новой жизнью. Только работала. Всегда только работала.

А сейчас Екатерине показалось, что это и не мать её вовсе, а холодная чужая тётка, которая совершенно равнодушно расставила их всех по местам, раздала всем по серьгам и ушла, оставив их в одиночестве. Как она не понимает, что отцу плохо?! Что мальчишки ещё малы?! Пусть они чужие, но он вырастил их с пелёнок. Как он их бросит?! Катя теперь сама была матерью и понимала отца. И маме же самой будет легче, если они сойдутся с отцом. Отец и правда любит её. достаточно увидеть, как он на неё смотрит. Нет! Катя не понимала своей матери. Не понимала и обижалась на неё.

– Что, дочка? Огребли мы с тобой? – каким‑то простуженным, севшим голосом проговорил Сергей. – А права мать. Во многом права, а мы с тобой сглупили. Что, Тёмыч, – заметил он зятя. – Интересно?

– Странно, – серьёзно ответил Артём. – вы все разговариваете, как глухие: каждый о своём. И ни один ни одного не слышит. И мне кажется, вам надо извиниться перед Владиленой Марковной. Особенно тебе, Катя.

Артём развернулся и тихо вышел из кухни, оставляя жену с отцом одних. Ему со стороны было понятно почему Катя переживает за отца. Они были очень похожи. И, насколько знал Артём, сблизились особенно тесно после Катиного совершеннолетия. Жена всегда смешно рассказывала, как они делали ремонт в старой двушке, как она помогала отцу, осваивая заодно ремонтные работы, и как мальчишки помогали им, хотя были ещё совсем пацанами. Но всё же открыто вставать на сторону отца для Кати было неправильно. Ведь вся ещё жизнь прошла под крылом матери. Однако, Артём решил не вмешиваться в дела семьи, понимая, что он там права голоса не имеет. Извиниться же перед тёщей за себя он мог и сам.

Вскоре тесть ушёл и Артём, уложив Лизу, готовился тоже ко сну. Но Катя прошла мимо него в комнатку матери и, постучав, вошла к ней. Дверь осталась слегка приоткрытой, и Артём невольно слышал каждое слово. Но вставать и закрывать дверь не стал. Никаких тайн разговор не содержал, а отвлекать женщин от такой беседы он не посчитал нужным.

– Мам, прости, – Катя присела на кровать рядом с матерью и ткнулась лбом в её плечо. – Мы с отцом, правда, хотели, как лучше.

Влада молчала, не желая ничего говорить и ничего выяснять. Дело сделано. Но дочь не уходила, прижавшись к её боку, и Влада невольно обняла её одной рукой, прижимая к себе теснее, как часто делала это в её детстве. Но, честно говоря, её задело это «мы с отцом». Не с ней – матерью, которая кормила, обувала, одевала, учила и поддерживала, а с отцом, который все годы платил им только алименты и то небольшие с официальной зарплаты. Значит, что‑то Влада пропустила в отношениях с дочерью, недодала. Недолюбила? Вернее, не смогла показать свою любовь. Всё же через паузу она обратилась к дочери.

– Катюш, за пятнадцать лет мы с Сергеем стали чужими людьми. Ты можешь представить, что живёшь с мужчиной, которого считаешь чужим? Готовишь ему поесть, стираешь его носки и трусы, гладишь ему рубашки, ложишься с ним в постель и занимаешься сексом?

 

Конец ознакомительного фрагмента