Секретарша и бандит

– Невоспитанная девчонка! Отшлепать бы тебя… может, этим и заняться?

Я зажата в углу между своим столом, столом для принтера и сканера. Позади стена, а Александр совсем близко, и уже тянет свою руку ко мне.

– Аппетитная какая, – сжимает мужчина мою грудь – сильно, но не больно.

Теряю дар речи от подобной наглости, а затем…

– Я. Тебя. Сейчас. Убью!

Бью по нахальной, загребущей руке, и ярость переполняет. Возмущение. И что‑то еще: некое темное чувство, шепчущее мне: «Интересно, а каково с ним? Может, не сопротивляться? Интересно же».

Затыкаю свой любопытный внутренний голос, и пытаюсь пнуть Александра правой ногой, но он ловит мое бедро, и прижимается ко мне. Заводит мою ногу себе на бедра, и я всхлипываю.

– Ну и? Такая смелая ведь была. Ты же убить меня хотела, зайка, – шепчет этот нехороший мужчина.

Хотела. И хочу. Сейчас только справлюсь со смущением, и обязательно устрою ему взбучку.

– Вы не имеете права ко мне приставать. Я на вас пожалуюсь… я в суд подам за домогательства!

– Ох, какая же ты болтливая, Аленка, – мужчина закатывает глаза.

И через секунду я чувствую его губы на моих.

 

Глава 14. Александр

 

Она пила сладкий кофе, я угадал – любит капучино со сливками и сахаром.

Губы мягкие, податливые, она не ждала и в изумлении приоткрывает рот. Я этим пользуюсь, ныряю языком. Сталкиваюсь с ее, горячим и осторожным, болтать она горазда, а вот целоваться не умеет совсем.

Как же так. А Володя, черт его дери?

Сильнее сжимаю ягодицы под тонкой тканью юбки, перебираю пальцами. Трусики на ней маленькие, наверняка ниточки, едва прикрывают промежность – швов никаких нет.

В ушах шум крови, и в висках стучит, ноготочки царапают мои плечи, язык становится смелее, аккуратно сплетается с моим.

Отвечает, попалась.

Напряжение в брюках растет, я ее точно трахну, железно, готов здесь, я не стесняюсь, но она испугается, вокруг очень много лишних фейсов.

Жаль, ведь как сладко.

Целую глубже, мну хрупкую фигурку и вдавливаю в стену, задираю юбку, она почти моя. Ладонью веду по бедрам и замираю – это не колготки.

Под пальцами кружевная резинка.

В чулки вырядилась.

Серьезно.

И прямо сейчас можно проверить, есть ли веснушки.

Гашу рык.

Моей заминки ей хватает. Она отворачивается, губами скользит по моей щеке и отталкивает в плечо.

И сразу, туда, где ещё остаётся влажный след от ее губ – залепляет мне хлесткую пощечину.

– Вы обнаглели! – она продирается через меня, залита румянцем. Губы красные, от тяжёлого дыхания грудь заманчиво выпирает. – Кто вам разрешал?

Тру щеку.

Давно меня не били женщины. Последний раз – в институте, горячая аспирантка, когда у нас дальше кровати ничего не срослось.

Там понятно, а тут за что?

– Зайка, это поцелуй, а не обыск, разрешения здесь не надо, – оглядываюсь, – и ты сама хотела.

– Ещё и обыск, – она ужасается, – господи, что за "Криминальное чтиво", – она торопливо одергивает юбку. – И, вообще. Я на работе. Вас вижу третий раз в жизни. Мало ли, чем вы болеете. Лезете языком…столько бактерий, – она лепечет и краснеет.

– У меня справка есть, – заверяю, поправляю брюки. Смотрю на нее, и это мешает, член не понимает, что нам отказывают. – Давай так, – иду на нее. – Сегодня вечером где‑нибудь посидим. Не при отеле, в обычном ресторане. Познакомимся поближе. Я принесу справку.

– Я и так вижу, что вы со справкой, – она пришла в себя, собралась с силами. Зелёный взгляд полон привычного лукавства. Палец постукивает по виску, намекая – покрутить все‑таки не решается. – И у нас приличная фирма, а не дом свиданий.

– Я тебя не на свидание зову, – снова присаживаюсь на край ее стола. Она стоит напротив, нарочито занята своей кофточкой, перевязывает тесемки на груди. Какие пальчики, как волк готов поиграть, покусать, – Алена, мы взрослые люди. Ты мне нравишься, я тебе тоже.

– Очень самонадеянно, – она хмыкает, – но вы ошиблись, – вскидывает глаза.

– Я не ошибаюсь.

– А это уже мания величия.

– Каюсь, грешен, – киваю.

– Тогда в церковь, я не священник.

Выдыхаю. Ну что за упрямица?

– Значит, не нравлюсь? – изгибаю бровь.

Ее взгляд пробегается по моим скрещенным ногам, выше, задерживается на блестящей пряжке ремня. Либо на ширинке. Ещё выше, по пуговицам рубашки к моему лицу.

Встречаемся глазами, ведьма, магнитом тянет.

– Нет, не нравитесь, – врёт. Щеки так и горят. Она откашливается, складывает руки на груди, – и раз уж мы все выяснили, вам пора. Мне надо работать, а вы мешаете. Или я уволена?

– Чем я тебе мешаю? – не двигаюсь. Усмехаюсь, – сердечки рисовать в блокноте?

– Этим я занимаюсь в обеденный перерыв, – она кусает губу и смотрит в окно.

– А ещё чем занимаешься?

– А еще ем, – послушно рассказывает.

– А ещё?

– Ну хватит, – она злится, смотрит мимо меня на свой стол. – Слезьте, пожалуйста. Вы мне все помяли.

Оглядываюсь на бумаги, которые придавил задом. Улыбаюсь.

Помять я ей и, правда, успел всё – и попку, и грудь, и остался доволен.

Встаю, подхожу ближе.