Семь причин, чтобы жить

– Только попробуй мать расстроить, – пригрозил мужчина, пока парень зубочисткой чистил ногти грязь, а сам разговор поставил на громкую. –  Не смей подвести свою семью. Покажи этим провинциалам, что они теряют, сидя в своих захолустьях!

“Интересно, ты думал в таком ключе об этом городе, когда выбирал дом?”

– Разумеется, Дэвид.

– И имей в виду, что я буду самолично следить за твоей успеваемостью. Договорился с директором – раз в две недели мне на почту будут присылать табель твоей успеваемости и не дай Господь, если я обнаружу там больше двух “удовлетворительно”!

“Может, тебе тогда стоило нанять репетитора по физике, как я просил целый год? Раз ты настолько обеспокоен моей грёбанной успеваемостью?”

– Не переживай. Всё в порядке. Я пойду, хорошо? У меня тут домашка, а время поджимает. Передавай маме привет.

Вряд ли отчим действительно выполнил его просьбу, зато пробурчал прощальное “Пока” и сбросил, чем бесконечно его порадовал.

– Привет.

Ник поднял усталый взгляд, попытался найти источник звука, но поздно дошло, что искать стоит внизу. Та девушка в кигуруми сидела, дёргая длинные уши кролика. Парень внезапно засомневался, а искусственная ли это шерсть.

– Тебе так ничего и не объяснили, да? – она склонила голову на бок. – Хочешь – объясню?

Она говорила тихо, мелодично, вальяжно. Не была ураганом, но всё же что‑то в интонации настораживало. Николас подобрался, внутренне сжался, к чему‑то приготовился. Складывалось впечатление, будто Ник боялся собственной тени. Ведь девушка выглядело безобидно – сложно воспринять как нечто опасное девчонку в кигуруми, которая пусть и появилась посреди комнаты.

– Будь добра, – кивнул Николас и потянулся к сигаретам, поднял с пола банку, определённую под пепельницу. Снова захотелось курить.

Девушку подобное не смутило. Она любезно даже помогла прикурить – прямо с пальца, голубоватым огонёчком, грустно улыбнулась и начала говорить.

Ник слушал и ловил себя на мысли, что в ней возможно утонуть. Девушка, или как представилась, Лень – не была ураганом, но с уверенностью тянула на тихий омут. Голос не менял тональности, не был визглив – ощущение, что она устала говорить ещё очень давно, а её до сих пор заставляют. Тем не менее Лень не запиналась, хоть и теряла иногда линию повествования.

Как можно было быть такой… невозможной? Такой на него похожей и при этом – полной противоположностью? Николас видел знакомые тлеющие угольки в глубине голубых глаз. Такие же можно было найти и в нём, если долго вглядываться в зеркало ванной комнаты и ненавидеть себя всё сильнее, сильнее, сильнее… Всякий раз, когда Николас отвлекался от разговора и куда‑то проваливался, Лень делала небольшой пас рукой и мысли с довольным урчанием отступали, насытившись тоской в очередной раз. Гудела голова.

Что сами Семь Смертных Грехов забыли в этом месте? Почему эти совпадения и случайности, которые так часто делают людей счастливыми для него вечно оборачиваются как минимум не приятностями? Мог же спокойно прожить этот год, выпуститься из школы, а потом… обычная жизнь, каких тысячи. Но нет, Судьба в очередной раз решила постебаться свалив на него грёбанных демонов и проповедника.

“Может, хватит ныть?” – флегматично спросил внутренний голос. Николас только заткнуться ему посоветовал. Наверное, нытьё – это то, что отделяло его от поистине дерьмового состояния. Лучше жалеть себя, чем приниматься копаться в собственном тёмном подвале.

– Так значит, вы решили, что я могу остаться, чтобы… Что? – потёр он переносицу после того, как девушка замолчала. В монологе успела о многом поведать, чуть ли не о смысле мироздания, но Ник предпочёл пропустить большую часть мимо ушей. Хватит и действительно полезной, расставляющей все точки над “i”, информации.

– Я хочу помочь тебе! – просияла девушка, подаваясь вперёд. – Понимаешь, я…

– Не надо! – дёрнулся, как от удара, Николас, взглянув на неё почти с ужасом. Запнулся об искреннее непонимание в омуте взгляда и процедил, давясь собственной никчёмностью. – Не надо. Меня. Спасать.

“ – Я хочу помочь тебе, – карии глаза смотрят прямо в душу. – Тебе нужна помощь, понимаешь?” 

Он мотнул головой.

– Ты думаешь, мы плохие, да? – печально сощурилась Лень. – Думаешь – я плохая?

Сказать, что Николас в этот момент чувствовал себя паршиво – ничего не сказать. Он вообще не знал, что думать, не знал, как реагировать на такие заявление от них. Были только эти бессмысленные щиты, которые мгновенно поднялись, выставили защитные орудия и были готовы атаковать всеми возможными способами, лишь бы эти тонкие руки не коснулись укрытого. Лень смотрела на него, а Нику казалось, что она глядит прямо в изорванную, гадкую душонку, настолько её взгляд был понимающим и осознающим. Помимо этого, находил там обиду, которую никак не мог объяснить. Она же… демон, чёрт возьми! Разве демоны умеют так смотреть?! Разве они должны так смотреть?!

– Как ты можешь помочь мне? Ты не знаешь меня. Думаешь, раз не человек – умнее других? – Нужно было остановится, нужно было заткнуть свой поганый рот, но Николаса понесло. Вроде бы отложенные в сторону орудия набирали мощи, готовились стрелять на поражение. – Думаешь, приняла безобидный облик – и любой поверит? Не‑е‑е‑ет, не надейся. Хватило мне вас, помощнички. Уходи. Говоришь, вас не нужно трогать – так и ты не трогай меня!

Он тяжело, шумно дышал, пока Лень смотрела на него обиженным ребёнком, а затем глубоко вдохнула, закрыв глаза и пропала. Оставила после себя след из тоски, который Николас безуспешно попытался перебить сигаретами.

Этот городок уже начинал сводить его с ума. И как тут начинать новую жизнь, с таким‑то кругом общения? Ник судорожно выдохнул, вновь мотнул головой. Он чувствовал поднимающуюся тревогу, нервозность и пугался её ещё больше, чем Гнева прошлой ночью – демон мог просто убить, а это будет только глумиться, издеваться.

Депрессия похожа на плохую наркоту. Подсел плотно, лечение дорогое, самому слезть не получается, а просто так не проходит. Случаются просветления, в которых чего только не померещится – и жизнь прекрасна, и людей можно полюбить, и прилив сил такой, что мама не горюй. А потом отпускает, только отхватишь любой триггер, напоминающий о причинах. Это может быть что угодно, на самом деле – песня, запах, фраза, взгляд. То, что случайно врезалось в память и превратилось в ядовитое воспоминание, бесконечно отравляющее существование. Один толчок – и ты снова Там, на самом дне и не приведи Господь, чтобы с него постучали.

Иногда он думал о том, что всё это надуманное и стоит лишь пересилить себя и всё будет в порядке. И никакая это не депрессия, и даже не невроз – просто прошлое не желает отпускать, въедается, бьёт под дых. Депрессия – это болезнь, а он нормальный. Уверенность в этом держалась до ближайшей истерики, либо до провала. Были перезагрузки, а были тихие мысли в одиночестве, размытая комната и ком в горле, который ни сглотнуть, ни выплюнуть.

– Не хочу… – растягивая гласные, прошептал Николас, сжимая волосы на голове. – Не надо…

Его никто не спрашивает. Нужно поднять задницу и продолжать существовать, социализироваться…  А сейчас нужно было взять себя в руки и срочно успокоится. Хуже, чем тогда, уже не будет.