Семь причин, чтобы жить

Такие свои состояния парень называл перезагрузкой системы. Нужно было найти смысл, чтобы сделать хотя бы ещё шаг или даже вдох, или открыть глаза. Обычно получалось благодаря принципу “на зло”. Лицо отчима не хило так отрезвляло, раз за разом вытаскивая из вынужденного анабиоза.

– Так ты из большого города?

Ник снова вынужденно прикрыл глаза. Ну как же без этого.

– Да, – он закрыл шкафчик, одновременно разворачиваясь на двух парней чуть выше его ростом. – И у меня нет денег, а ещё я не горю желанием ввязываться в школьные передряги. Просто не трогайте меня. Хорошо?

Майк и Дэйв, как их звали, ещё какое‑то время пытались докопаться до него, но спас Николаса звонок. Подтянув рюкзак на плече, он прошмыгнул мимо и быстро унёсся в бесконечные неизвестные коридоры искать класс математики.

За день к нему пытались подходить ещё несколько раз – просто познакомиться или зарваться. На удивление количество первых перевешивало, что однозначно порадовало. Кажется, никто не собирался смывать тетради в унитаз и можно было выдохнуть – пока что. Может быть, они просто прощупывают почву под ногами, узнавая кто он. Зачем‑то ведь интересовались родителями? Ник не стал говорить, что отчим – шишка в городском парламенте и это являлось основной причиной их столь долгого брака с матерью. Николас отказывался верить в то, что можно терпеть такого козла по иной причине, чем деньги.

Пара тупых диалогов там, ещё пара – здесь и постоянные игры в гляделки с часами в аудиториях. Преподы особо его не трогали, только хмыкали и отмечали, что рады новому ученику, просили не зевать на уроках и вливаться в новый коллектив как можно скорее. Ведь социализация – это так увлекательно!

В конце учебного дня, минут через пятнадцать после звонка, проявила себя мать.

– Как первый день? – вместо приветствия. Николас подавил раздражённый вздох, порадовался, что уже отошёл подальше от школы и закурил, старательно прикрывая свободной рукой микрофон наушников от чирканья зажигалки.

– Всё нормально. Не хамил учителям и не устраивал драк, если ты об этом. Привет, мам.

– Ой, – недовольно произнесла женщина. – Перестань. Отложи свой вечный сарказм для друзей.

“А они у меня есть?” – лениво спросил про себя парень.

– Хорошо. У меня всё отлично, спасибо, что подобрали нормальные предметы. Вещи буду разбирать, завтра‑послезавтра вышлю список с нужным. Тут есть диван, так что спать есть где и делать домашку – тоже.

– Рада за тебя. Хорошо, я позвоню тебе ещё вечером.

“Не делай вид, что тебе не всё равно. Почему бы тебе просто не забыть о моём существовании?” – осталось несказанным.

Возвращаться в совершенно пустой дом без еды, к обществу коробок, было не привычно. Он опять закурил – уже гораздо увереннее, чем в прошлый раз. Рассчитывал превратить это в некий ритуал. Визиты учителей не светили, одноклассников тоже – разве что заставят делать вместе какой проект, но Ник надеялся, в таком случае, либо проводить время в школьной библиотеке, либо набиваться к теоретическому партнёру домой. Пускать кого‑то в свою – надо же – обитель не хотелось, раз такая возможность есть.

Взбежал на второй этаж, закидывая в комнату рюкзак и отправился вниз продолжать разбирать вещи. Занятие весёлым назвать было нельзя никак, но музыка спасала. Так он и бродил от одного угла к другому, перекладывая, вытаскивая и тихо радуясь, что никто не жужжит над ухом. Серым дом с действительно серыми стенами, сплошная прагматичность в дизайне. Пусть кухня и выглядела эстетично, перетекала в пустое пространство, призванное, наверное, быть гостиной, но ей оно никогда не станет.

Изредка он прерывался, чтобы залезть в телефон, найти ноль входящих сообщений, полистать ленту новостей и принимался за дело заново.

Утомляло. Всё это напоминало его жизнь как таковую – не самую интересную, монотонную и паршивую. Одиночество, как оно есть. Призвание, что ли?

 

 

– Да он шизик, точно вам говорю! – возмущался молодой парень, парящий прямо за его спиной в позе лотоса. – Сколько он уже так бродит? Час? Два?

– Три часа и пятнадцать минут, – отозвался мужчина с худым лицом. – Прекращай уже ныть.

Парень застонал, с силой проводя ладонями по лицу. Для него такой образ жизни был слишком отвратительным. Желтоглазый, поджарый, разодетый то ли в тряпки, то ли просто в порванную местами одежду – от него дышало непонятным ощущением, явно этому смертному не доступным.

– Хорошо, у меня есть план! – хлопнул он в ладоши, вскидывая голову. – Пойду в его школу, прикинусь кем‑нибудь, затащу на ближайшую вечеринку и опозорю как следует! Может поймёт, что быть овощем – хреновая идея.

– Тебе действительно хочется выбираться и контактировать с этими букашками? – презрительно фыркнула девочка с разноцветными глазами, накручивая на палец чёрный локон волос с правой стороны головы. Соседняя была белой – любая палата в больнице позавидует. – Ты странный, Праздность, я не устану тебе это повторять.

– А ты мне предлагаешь с нечистью тусить? – он фыркнул, стащив с короткого, взлохмаченного ёжика русых, выгоревших волос солнцезащитные очки и, спустив их на нос, произнёс – Не дождёшься! Да ладно вам ребят, давайте! Смертные классные!

– Они не умеют веселиться, – вставил своё слово синеглазый.

– Гнев, твоё веселье – это читать книжки у камина и пить винцо эдак тысячелетней выдержки. – сморщился Праздность. – Это не круто, понимаешь? Чувак, на дворе грёбанный двадцать первый век, и это только по летоисчислениям смертных! Да и вино давно вышло из моды.

– И кто здесь ещё шизик? – выгнул одну бровь Гнев. – Вон, глянь. Смертный читает – хоть какое‑то проявление умственной активности, в отличии от тебя.

– Это не книга, а учебник по физике, – сообщила Лень – подросток в кигуруми, замерев за плечом парня. – И на лице у него написано одно из моих имён.

– Урыла, – рассмеялась дама, разглядывая смертного. – Но я всё же поддерживаю Рандо. Почему бы и нет?

– Похоть, и ты туда же? – Гнев глянул на неё крайне неодобрительно. – Не уподобляйся.

– И не произноси имя своего Господа своего всуе, – закатила глаза демоница. – Расслабься.

– Только оргию не устройте… – проворчал худой, выполняя замысловатый пас рукой и исчезая в сером тумане.

У него, впрочем, вечно были какие‑то дела. Гнев ворчал, что Жадность слишком много времени проводит с обычными людьми. Мужчина любил пить эспрессо в одной из забегаловок на окраине Нью‑Джерси за много миль отсюда. Он находил в этом нечто особенное и сам даже не до конца понимал, что именно, но демону нравилось сидеть за одним из столиков у окна и наблюдать за смертными. Их желания в таких местах все как на ладони и едва ли не каждое второе было глупее предыдущего. Людской род являлся совершенным творением именно потому, что совершенным отнюдь не был. Жадности нравились эти изъяны, как и каждому из них. Когда суждено проживать тысячелетие за тысячелетием не так‑то просто найти себе развлечение, а смертные в этом деле были лучшими. Их распри – та ещё забава.