Семья в долг

Но он как умалишенный продолжает ехать за ней. Эта походка… внутри все вскипает. Стас кричит, зовет ее. Он уже не отдает отчета, что творит. Понимает одно – должен поговорить. Не имеет права отпустить. Сейчас убедиться, что это снова отголоски кошмаров. Станет легче.

Нет, легче не стало. Посмотрел в ее глаза и утонул. Пропал в водовороте былых чувств. Точно так же он упал в зеленый омут, когда Тори впервые переступила порог его офиса.

Лицо другое и при этом он не перестает видеть свою Тори. Голос более хриплый, не такой звонкий как у жены. Круги под глазами, осунувшееся лицо, черные с едва заметным каштановым оттенком волосы, приоткрытые чувственные губы. Он как помешанный изучал все, впивался взглядом и не мог насмотреться.

Она точно так же морщит нос, прищуривает глаза, а когда боится, уголки губ опускаются вниз. Такие привычные, до боли знакомые жесты… на чужом лице. Или не чужом?

Тогда он был слишком взволнован, чтобы верить своим глазам. Уже не раз они его обманывали, подсовывая образ жены в самые неожиданные моменты.

Вдохнул ее аромат и… уплыл в прошлое, в тот первый раз, когда обнял Тори. Как его окутал запах ванили и уюта. То чувство, когда разум дает сбой, и ты просто каким‑то подсознательным чувством понимаешь – это твой человек. Тогда срывает тормоза, отключается рассудок, и ты отдаешься этому чувству до конца, без остатка. Стасу на счастье, или на беду довелось познать сумасшедшую любовь, которая случается лишь раз в жизни. Пусть Тори больше не рядом с ним. Но он продолжает жить с этим чувством внутри.

И вместе с этой любовью крепла ярость. Как она могла, вот так слинять? Можно ведь было поговорить. Все ему объяснить. Рядом с этой незнакомой женщиной росла уверенность Стаса – его Тори не погибла.

 

Он так и не принял этот факт. И сейчас вопреки логике убеждался в этом. Он выведал у незнакомки данные. Надо было срочно все проверить.

Ему нарыли на нее все. Биографии женщин никак не пересекались. Только авария, другая внешность, это настораживало. Но это ни о чем не говорило по факту. А по сути, как только ее видел, все внутри отчаянно вопило: «Это она!».

В ту ночь кошмары его больше не мучили, на смену им пришел образ Ведьмы. Леной он ее не мог называть, это имя казалось неправильным. Оно пахло ложью, а ложь Стас презирал всем своим естеством.

До утра он перебирал информацию, цеплялся за малейшие детали. И выл от отчаяния. Чувства шли вразрез со здравой логикой. Есть данные, в какой клинике она лежала, какие были проведены операции. Ее действительно вытащили с того света. Места аварий были очень далеко друг от друга. Хоть произошли в один и тот же месяц, но в разные дни.

Были даже снимки с места происшествия. Хоть там ничего толком было и не рассмотреть. Были и другие фотографии. Лены до происшествия, с раннего детства, до вполне зрелых лет. Он вглядывался в них и ничего не понимал… лицо другое… кажется… Но почему он видит Тори? Почему эта улыбка, эти морщинки около миндалевидных глаз пробираются в сердце и оставляют там ожоги? Он сравнивал фотографии Тори, видел отличия и не видел их вовсе.

От горя ведь люди сходят с ума? Он так и не смог отпустить жену, и сейчас хватается за призрачную нить, которая ведет его к безумию. А ему нельзя терять рассудок. Дома ждет Дюшка. У малыша остался только он. Стас ему отец и мать и он поклялся, что даст сыну все самое лучшее. И дело далеко не в финансах, ребенку нужно родительское тепло – это в первую очередь.

Надо сделать тест ДНК, тогда все сомнения разом отсеются. Можно рыть дальше, по крупицам разобрать ее жизнь. Только у него нет времени, ему надо узнать все как можно скорее. А самый верный и быстрый способ – это ДНК.

С самого утра он уже следил за ней. Видел, как вышла с дочерью из подъезда, как заботливо поправляет на ней шапочку и сгорал в машине от жгучей боли и нежности. Если это она… то его сын был лишен все эти годы материнской любви. А девочка, откуда она?

Стас допускал, что Тори могла забыть после аварии многое. В заключении врачей указывалась частичная амнезия. И не мог простить, как она могла забыть собственного сына. Но девочка… она не вписывалась в картину, учитывая, что дети появились на свет с разницей в два месяца.

Кому он лжет, ничего не вписывается. Жизнь этой женщины, сама Лена никак не вяжется с Тори. Он безнадежный безумец, если допускает подобный вариант. Вот проверит и вычеркнет захудалый городишко вместе с этой женщиной из памяти. Ему сына поднимать надо, а не страдать от бредовых галлюцинаций.

Посмотрел на легкую обшарпанную курточку Лены и грудь будто когтями царапнуло. Жалко. Муж у нее… это существо даже с натяжкой нельзя назвать мужиком. Иждивенец на шее у жены.

И все же Стаса охватила жгучая и непонятная ревность. Это существо дотрагивается к Лене, трогает ее своими грязными лапами. Сжал кулаки, подавляя желание переломать ему все пальцы.

Пошел за ней на работу. Торгует овощами, фруктами на рынке. Хрупкая, нежная, а таскает тяжеленные ящики. Не мог на это смотреть. Скупил все, прежде чем успел опомниться. В нем проснулась дикая потребность оберегать ее. Как прижал там к себе ящиком, впервые за три года почувствовал себя живым. Вдохнул запах ванили, и по венам побежала горячая кровь, в висках пульсация, голова ходуном. Как сногсшибательное наваждение.

Это не Тори. Пытался образумить себя. Но где там. Ему было слишком хорошо в ее обществе. Пусть злится, негодует, от этого ее щеки покрываются румянцем, а его сердце ударяется о ребра, адреналин бежит в крови. Он возвращается в прошлое, когда был реально счастлив.

Это настоящая агония. И Стас жаждал ее продлить. Любым способом. Только бы остаться с ней как можно дольше.

Он получил какое‑то дикое удовольствие, просто покупая ей вещи. Смотреть, как загораются ее изумрудные глаза, и она всеми силами пытается подавить этот блеск. Тори не была скромницей. Лена отличается и в этом. Но как же она похожа. Стас старался долго не смотреть ей в глаза, его затягивало так стремительно, что он забывал обо всем, терял рассудок, и безумной части его сознания это определенно нравилось.

Когда встретили ту тетку, он спонтанно взял ее на руки. Будто в нем проснулся инстинкт хищника, вот так примитивным способом перед незнакомыми людьми обозначить свою собственность. Идиотизм. Но именно так она не него и действовала, превращала в глупца. Давила на больные раны, вскрывала их своими ноготками, и он терпел адскую боль и хотел продолжение этой агонии.

В ресторане, когда Ведьма начала говорить про своего мужа, у него было только одно желание – свернуть ничтожеству шею. Так чтобы больше никогда не смел даже смотреть на нее. А ведь она вернется к нему в их общую клетушку. Он имеет на нее все права.

В тот момент разум вновь помутился, он видел свою Тори в объятиях чужого мужика. То, с каким запалом, вдохновением и обожанием она рассказывает про Ивана, заставляло его снова и снова корчиться в муках ревности. Непонятной. Безумной. Сжигающей все на своем пути. Ведьма играла с ним в опасную игру, сама того не ведая пробуждала в нем собственника, готового крушить, рвать, ломать любые преграды, лишь бы заполучить желанную добычу.

Стас не мог сам себе объяснить своих действий и чувств. Немного остудил его пыл звонок няни, и позже разговор с сыном. Надо взять у Ведьмы материал, сделать анализ и вырвать с мясом из себя эту необъяснимую одержимость.