Щань. Повесть

– Балбес ты, Евгений, – полушутливо произнёс вслух Прохор, пытаясь хоть как‑то себя подбодрить.

Запахнулся поплотнее, накинул капюшон, прихватил с собой зажжённую керосинку и отправился в путь.

 

Вода была повсюду. Сыпалась моросью с неба, капала крупными каплями с шифера, с деревьев, с кустов, с каждой травинки. Пропитывала землю, палую листву, кротовые кучи. Въедалась, как кислота, в самую сокровенную плоть земли.

Он прочавкал резиновыми сапогами до кострища, которое, хоть и под навесом, превратилось в размазанную по земле чёрную кашу. Обходя дом кругом, споткнулся о спрятавшуюся в траве кочку, потом о бревно. Чертыхался вполголоса.

Эх, быть бы сейчас дома, в тепле, – подумал он, на миг забыв о…

Ты не мужик, ты дерьмо.

Чёрт его знает, где лучше – дома или здесь.

Может быть, тут всё же спокойнее? В конце концов, кто такой ему этот раздолбай Берг? Никто. Уж точно не друг. Приятель – и то с сильной натяжкой. Станет ли Прохор горевать, если Женька сгинет среди этих лесов, луговин и болот?

Вряд ли. Он сам порой удивлялся, насколько безразличны ему стали беды окружающих.

Вновь в голову полезли мысли о медленно угасающем ребёнке. Слёзы. Бледное личико. Крики боли по ночам.

И жена. Которая быстро сдалась. Показала, что никогда не была готова к настоящим трудностям…

Где‑то поблизости раздался высокий, отрывистый, хрипловатый крик:

– А‑А!

Боль? Страх? Отчаяние? Безумие?

Прохор застыл на месте, похолодел.

– А‑А!

Женька? Заплутал в трёх соснах, промок насквозь? Спирт взвинтил нервы, и теперь он не может выговаривать слова – только орёт?

– А‑А!

Дурак ты, Прохор. Это обыкновенная лисица. Ты ж сам из детства помнишь, что их в этих местах пруд пруди…

– А‑А!

Керосинка давала мало света. Он видел лишь на метр‑полтора дальше своего носа. Только жухлый хмызник. Лисицы не видать.

А ведь она может оказаться бешеной…

Никаких следов Женьки вокруг дома.

Неужто и впрямь отправился к пруду? Тогда пиши пропало. Там он спьяну легко мог захотеть искупаться. Мог утонуть в ледяной воде. Или увязнуть в топи.

Делать нечего – нужно идти искать там. Авось удастся спасти дурака. Как бы самому не заблудиться.

Он обогнул дом и вновь оказался во дворе, откуда тропинка вела к водоёму. Тропинку он так и не отыскал – настолько всё слилось под пеленой дождя в неверном свете лампы.

Перед глазами мелькнуло красное. Какая‑то тряпка. Или предмет одежды. То, чего здесь и сейчас точно быть не должно. Ярко‑алое.

Он остолбенел, страшась выхватывать из темноты то, что мельком увидел. С трудом поборол желание ринуться прочь.

– А‑А!

От нового лисьего крика сердце ухнуло на дно желудка. Прохор дёрнулся. Дёрнулся луч лампы.

Ярко‑красная материя.

Вышитый узором тёплый платок – деревенские старухи повязывают такими голову.

Под деревом – две неподвижные фигуры, маленькая и побольше. Маленькая – похоже, мальчик лет восьми. Школьный костюм сидит на теле так же несуразно, как сидел бы на строительных ко́злах. Костюмчик из стратегических советских запасов. На плече нашивка с изображением книжицы и солнца. Один рукав длиннее другого.

Мальчугана держала за руку сгорбленная старуха в праздничной зелёной кофте, чёрной юбке по щиколотку и… том самом домотканом красном платке с бахромой.

Неподвижные, как деревянные истуканы. Черты лиц, словно восковые, расплылись в тусклом, дрожащем свете, который едва пробивался сквозь рыхлую стену дождя.

Прохор уже видел этих двоих. Днём у богдановского кладбища. Вдалеке. Бабка в красном платке вела за руку своего несуразного внука.

И вот, они здесь. Сейчас, ночью.

От испуга у Прохора сбилось дыхание. Он не знал, что говорить. Не понимал, что делать.

Они с Женькой без спроса заняли бабкин дом?

Он мучительно проглотил застрявший в горле ком. Хрипло произнёс срывающимся голосом:

– Это ваш дом?

Парочка молчала.

– Вы из Щани?

Молчок.

– Или из Богдановки?

Сердце билось, словно птица в силке.

Чёрт возьми, да они, может быть, боятся тебя больше, чем ты их! Внук приехал к бабуле на выходные; они навестили могилы родственников… Почему именно на богдановском кладбище – в такой дали отсюда? Да шут их разберёт! Даже самым странным явлениям можно найти логическое объяснение. Старушка, может, плохо соображает. Где‑нибудь на развилке свернула не туда и…

– Мы заняли ваш дом?

Вопрос глупый. Дом заброшенный, пустой. Был бы жилой – хозяева б его заперли. Да и Прохор с Женькой не дураки – ни в жизнь не залезли бы ночевать, если б чувствовалось недавнее присутствие хозяев. Оно всегда чувствуется. А тут…

– Мы ничего плохого не хотели, просто…

Как только он сделал шаг к бабке с внучонком, те на шаг отдалились. Передвинулись, хотя ни единый мускул у них не шевельнулся. Как шахматные фигуры невидимой рукой.

– Я сплю, что ль?.. – тихо спросил Прохор у пустоты.

Силуэты мелко задрожали – словно их вот‑вот разорвёт. Стал слышен грозный рокот. От парочки исходило слабое, дымчатое болезненно‑голубое сияние.

Забыв об осторожности и не глядя под ноги, он ринулся к дому. Споткнулся о кочку, шлёпнулся ничком в холодную грязную воду.