Шпана и первая любовь 2
– Ты же не тунеядец у меня.
Владимир Маркович хитро загремел хохотом.
***
Клубок мыслей привёл Данилу под навес кинотеатра.
Стрелы ливня бились о бетонные ступени, разбивались и стекали, образуя маленькое озеро. Бьющиеся капли оседали на брючинах. Данила кривил губы и злился, косо посматривал, как брюки всё больше мокли. Шансов высохнуть здесь – никаких.
И чего сюда припёрся? Дрожь пронимала от холода и сырости. Когда шёл по дороге Данила один раз обернулся и вдалеке увидел Ольгу, но у него не было желания к ней подходить. «Ольга свернёт раньше. Так что не встретимся», – подумал Шпана. Вытянув губы, он подышал на стекло витрины. От тёплого воздуха образовался островок, начал сужаться по краям.
– Даня, – раздалось за спиной.
Шпана вздрогнул, резко обернулся.
– Оля? – На его лице застыли удивление и недовольство. – Ты как собачка – след нашла, как ни старался уйти.
Ольга часто заморгала, тряхнула головой, еле заметно:
– Почему ты так со мной?
– Как?
– Слова такие говоришь. Голосом ледяным, бездушным. Я тебе стала безразлична? Или… брезглива?
– Зачем ты за мной следишь? Я тебе что‑то должен?
– Но как же? – Оля растерянно водила глазами. – Нет, не должен. Но разве… разве…
– Честно?
– Да, – закивала она, преданные глаза старались дать понять, как больны и мучительны его несправедливые поступки.
– Я огорчён тобою.
– Зачем ты к ней ходишь? – воскликнула Оля. – Ты правда влюблён? Я ведь действительно чувствую себя брошенным щенком.
– Не говори ерунду. (Он не высказал мысль, что щенком – может быть только он, а она – лишь сучкой). С ней просто интересно.
Свой горький плач Оля спрятала в ладонях. Она опустилась на корточки, прижала ладони к коленям; печальные глаза старались найти поддержку в лице Шпаны.
– Я тебе разонравилась, – вздрагивала она. – Но почему так? Почему? Ты же любил меня… Знаю.
– Я и сейчас люблю, – тихо сказал Данила одновременно обернулся, чтобы слова не были услышаны.
Но Оля услышала. Она услышала!
Колоски пшеницы, поле. Она бежала, радостно раскинув руки, слабо прикасалась к колоскам: как бы не сбить зёрнышки. Над этим полем – чистое ясное небо, солнце ласкало спокойную гладь золотого океана, мило стреляло рыжевато‑золотыми лучами, птицы вновь воспели, благодать охватывала сердце.
Оля подпрыгнула и повисла на шее Данилы, поджала ступни и прошептала:
– Спасибо. Приходи ко мне. Я тебя с мамой и папой познакомлю, с младшим братиком. Приходи каждый день, каждый вечер. Почему раньше не так? Со мной тоже будет интересно. Я знаю – ты много читаешь. Но я тоже много знаю. Я буду стараться…
Голос Оли отдалился для Шпаны. Он усмехнулся.
«Ага. Слушать басни про бога, библию, святых. Мне только бубенцы на рожках Арлекино да мизерные тарелки похоронные, и этим… на подпевках: Харя! вскрикну, харя! с раму».
– О французских словах будем говорить? Об одноглазом спалившем Москву? Молитвами займёмся, лбы пробьём об пол, или пол лбами.
– Глупенький, – улыбнулась Оля, размазывая слёзы по щекам. – Можно и о Франции, и Бонапарте, и о войне. О чём захочешь.
– Вот спасибо. Школьную программу муслыжить будем. О великом Ленине, Карлушу вспомним, Макса. О съездах КПСС… Ещё о чём? Уж лучше о трёх поросятах и колобке. И то интереснее, хоть детство вспомнить можно.
– Принеси книги, какие читаешь. И разве… – Ольга приблизила глаза, наполненные безграничной добротой и любовью. – Разве обязательно обсуждать книги, фильмы. Нам и без этого будет хорошо. – Оля закрыла глаза, прикоснулась губами к уголку рта Шпаны.
– Для этого мы ещё малы. – Данила хитро прищурил один глаз. – Именно ты – мала.
Оля, надув губы, играючи дёрнула его за рукава куртки, нахмурилась. Грозно смотря исподлобья, приподнялась на носочках, призывая к себе приоткрытые губы любимого.
Ресницы Шпаны сомкнулись. Он поддался и слился с Олей в бесконечно долгом поцелуе.
«Нежные, горячие, божественные, просто охренетительные у неё губы, – мчались мысли Шпаны. Он прижал к себе голову Оли. – Как же я люблю её, – набирала скорость круговерть мыслей. – Как подкатить к Ирине? Как помириться? Что сказать? Видно, придётся на колени вставать принародно. Не, не дождётся. У меня ещё вот – красотка, сладкими слюнями обмусоливает из медовых шлёпанцев».
***
Сергей перепрыгивал лужи, шнырял глазами по улице в надежде выцепить Олю. Под козырьком кинотеатра обнимались два силуэта.
«А, – Филат остановился, держа над головой воротник куртки, – встретились «одноидейные» голубки. Идти не идти? Ладно, что я им – враг, что ли?»
Под шумом ливня Сергей подошёл незамеченным, улучив момент долгого сладостного поцелуя. Зависть и ревность выстрелили в его сердце. Он повернулся боком, ударил ногой по луже – брызги под углом полетели на обнимающуюся парочку.
Шпана незамедлительно развернулся. Оля испуганно выглядывала из‑за его спины, сжав кулаками куртку на плечах – намертво.
– Ты же молодец? – Глаза Данилы сузились в щель. – Нарисовался как крот. Дать бы в бубен, чтобы сутки звенел, не разлучаясь с громом.
– Я всегда молодец. – Сергей зашёл по ступеням, не сводя пронизывающего взгляда с Оли.
Шпана задумчиво посмотрел на друга, перевёл глаза на Ольгу и, как показалось ему, – странная недомолвка сквозила в перекрёстных взглядах этих двоих.
– Отцепись ты. – Данила подался плечом вперёд, рывком выдернул куртку из Ольгиных кулаков.
– Ты чего, псих? – Сергей мерил Данилу взглядом, выказывающим готовность – прибить намертво. – Что на девке срываешься? Или друга не рад видеть? Куда пропал?
