Скромняшка

Если…

Бегаю я хорошо. Вразрез с моим недокормленным видом и хрупким телосложением, по физкультуре я всегда в числе первых, но волнение даёт о себе знать и запнувшись об собственную ногу, я её подворачиваю и падаю.

При падении юбка задирается и я нервно одёргиваю ей рукой вниз, с облегчением убеждаясь, что ничего критичного не случилось. Юбку я ношу достаточно длинную.

Но, радуюсь я лишь секунду. Радость сменяется осознанием того, что сейчас они, всей компанией, меня нагонят! Мальчишки тоже присоединились к погоне!

А я… а я…

Стыдно.

Нестерпимо стыдно.

От волнения ноги перестали слушаться. Я сижу на асфальте лицом к бегущей на меня толпе…

Бессильно хватаясь за асфальт ладонями. Пытаюсь хотя бы отодвинуться подальше, спиной вперёд, при этом с ужасом понимаю, что не в силах встать и убежать.

Вдруг моя спина упирается во что‑то живое. В то, чего не было и не должно было быть посреди тротуара.

Не успеваю сжаться, как меня поднимают и ставят на ноги сильные руки, а затем разворачивают к себе.

– Давно бы так. – говорит Максим и ловко перебрасывает мой потрёпанный рюкзак на своё плечо, а затем, я не верю глазам, – сжимает мою руку и тянет за собой! – Бежим!

Мы бежим, в сторону моего дома. Мысли путаются в голове. Мне помог он?!

Да все девчонки в школе, отдали бы всё, лишь бы сейчас оказаться на моём месте!

У нас в школе две категории девочек: одни мечтают жить в таком доме, как Максим, и выйти на его уровень, другим же, всё равно на его богатство, лишь бы была возможность сидеть и любоваться его чертами.

А к какой категории отношусь я? Да я в общество никогда не вписывалась, особенно в общество сверстников. Мне как‑то с соседками старушками общаться легче. Они всегда поймут и добрым словом поддержат.

Пусть другие вокруг этого и не замечают, но я тоже девушка! Только я никогда не позволяла себе вестись на внешность людей, а на деньги тем более.

Чтобы вестись, нужно быть достойной и самой иметь хоть что‑то из перечисленного.

Тем не менее, это не значит, что я совсем не замечала Максима. Попробуй его не заметь, когда половина разговоров девчонок в классе, только о нём.

Пусть он и учится в параллельном классе, но о нём гудит вся школа.

Я мало общаюсь, в основном наблюдаю за сверстниками. И вот, основываясь на этих самых наблюдениях, я всегда считала Максима слишком высокомерным и грубым, а он, оказывается, такой добрый! Почему‑то чувство отчаяния внутри меня, постепенно перерастает в чувство безудержного счастья!

– Подожди‑ка! Есть идея! – повернулся он ко мне, ослепив искренней улыбкой. Я непроизвольно улыбнулась в ответ. – До тебя ещё долго бежать, а ты хромаешь.

Заметил. А я так старалась не показывать, чтобы не испортить этот необыкновенный момент.

– Заворачиваем! – командует он, мельком повернувшись и задорно подмигнув!

Мы завернули в переулок и подбежали к богатым воротам, скрывающим один из самых шикарных домов в нашем городке, большую часть которого занимает частный сектор.

Максим нажал замудренным ключом в отверстие двери и она чуть слышно щёлкнула, впустив нас.

Тут же на меня кинулась огромная коричневая псина и я в страхе осела.

Максим, до сих пор не отпустивший мою руку, другой рукой ловко перехватил радостно прыгающего вокруг пса за ошейник.

– Сидеть! – теперь он отпустил мою руку, чтобы начать приветливо тискать пса.

Я посмотрела на стремительно остывающую на ветре ладонь, которую только что отпустил парень.

Странные ощущения…

– Знакомься, Шах. Это Даша! Она друг. – при слове «друг», сердце радостно забилось. –Дружить! Понимаешь? – Я радостно кивнула вместо пса. Хорошо, что Максим ко мне спиной и моего позора не увидел. – Ты мой хороший! – продолжает трепать увесистую морду пса со свисающими щеками.

Я покосилась на калитку, которая надёжно захлопнулась сразу после того, как мы вошли. В уме сравнив это ограждение со своим заборчиком из штакетника, высотой по мои плечи, которой при желании можно и перепрыгнуть, я почувствовала себя на удивление защищённой. Даже никакая погоня не страшна! Пусть весь класс целиком по ту сторону стоял бы! А главное, нас здесь не видно! Оттого и так спокойно. Я бы сказала, уютно, несмотря на пса. Разъярённую Наташку с задиристой командой поддержки, я гораздо больше, чем пса боюсь.

– Идём! Наигравшись с псом, зовёт за собой Максим. – Ты всегда такая молчаливая. Даже не знаю, что у тебя в голове творится.

– Угу. – не жаловаться же на то, что просто поговорить не с кем?

– Но твой сегодняшний поступок убил наповал! Давно пора этих ненормальных на место поставить, хвалю. Не‑не‑не, – будто пугается он того, что при упоминании о моём «подвиге», я залилась краской, – нечего снова краснеть!

Максим нагибается ко мне и всматривается в глаза.

Смеётся?

Кажется, да, но… Это так странно…

Надо мной так, по‑доброму, ещё никто не смеялся. Оказывается, это даже приятно. Какое‑то своеобразное ощущение защиты.

– Ну! Смелее! У меня дома тебя никто не съест, даже кот. – заверяет меня.

– Он у тебя страшнее Шаха? – робко спрашиваю, вдруг испугавшись, и тут же теряюсь.

– Страшнее Шаха, может быть только Мат!

– Он… тоже большой? – сглатываю. – Типа каракала как у Наташки? – Максим улыбается, глядя на то, как округлились мои глаза, зато язык развязался.

– Да пошутил я! Он мамин, сиамский. В отличие от Шаха, с дурным характером. Вот отец на него матом и ругается. Мой отец нецензурно не выражается, но этот кот исключение, вызывающее потребность крепко высказаться. В общем, прикипело к нему – Мат. Мама даже на Матвея пыталась переименовать, но папа упорно его Матом зовёт.

– Матом, это… – я смутилась. Неловко же уточнять. Подумает непонятливая.

– Ага, когда в прямом, а когда и в переносном смысле. – отвечает и без стеснения приблизившись, вглядывается в моё лицо, наслаждаясь реакцией.

Видимо, смущение на моём лице слишком явное, раз Максим, взметнув и опустив брови в такт каким‑то своим мыслям, выходит из моего личного пространства.

Наверное, я совсем дикая. Подумает, что со мной совсем неинтересно и больше никогда не заговорит. Почему‑то от этой мысли стало невыносимо горько.

Странно, учитывая, что одиннадцать лет до этого, я без этого общения как‑то обходилась.

Надо не выглядеть забитой дурой, а хоть что‑то сказать…