Скромняшка
– Тогда ответь. – просит.
– Извини, не выйдет. Без парадной формы, мне разве что в сторонке стоять. Сам знаешь, мачеха особо на завтра не расстарается. Хоть бы пустила туда сходить и на том спасибо.
– А может не пустить? – столько удивления на лице.
– Она по праздникам почему‑то всегда зверствует. Только не обижайся на меня за это. Хорошо?
– Она тебя бьёт?! – восклицает тётя Женя, вроде бы только что куда‑то с букетом убежавшая. Теперь стоит уже с вазой в руках и взволнованно смотрит на меня.
– Нет! – восклицаю в ответ и даже машу перед собой свободной от букета рукой! – Могу пожаловаться на что угодно, только не на это. Она довольно грубая и разговаривает со мной через губу, но руку на меня ни она ни отец никогда не поднимали, даже поддатые. Тогда они вообще мирные становятся, даже добрые, и быстро засыпают. – Умалчиваю, что наутро они всегда особо раздражённые и чувствуют себя плохо, а на мне отыгрываются. Моя бы воля, я б вообще запретила всю спиртосодержащую гадость людям продавать. Глядишь, и таким, как я, хоть чуточку легче зажилось. – Просто… я лишняя. Денег в дом не приношу и им мешаю.
На лицах матери и сына жалось. Да именно так на меня все и смотрят. Хотя нет, чаще с презрением.
Ну а как смотреть на ту, у которой не только карманных денег не бывает, но и даже своих вещей?
Мачеха то и дело говорит. Постирай Наташкину майку или Петькины кеды помой. Будто специально напоминает, что ничего своего у меня нет. Кроме тетрадок.
– А знаешь, что? Давай‑ка мы это исправим! – от бодрого голоса тёти Жени я даже вздрогнула. – У меня где‑то форма завалялась и фартук! Форма, наверное, тебе длинновата будет. Современные девочки носят юбочки по короче. И чулки тебе белые дам. У меня как раз завалялись. Оставайся у нас, а завтра я вас двоих с утра соберу! – глаза тёти Жени просто горели энтузиазмом!
Стоило ей заговорить про одежду, как щёки Максима резко порозовели. Он скользнул взглядом вверх по моим ногам, остановив его на юбке и резко отвёл.
У меня из лёгких воздух мгновенно куда‑то делся!
Наверняка я ещё более красная, чем Максим. Пытаюсь нормализовать дыхание и как‑то успокоится.
– Максим, что с вами вдруг случилось?! Я что‑то пропустила? Вы же только что нормальные были… Относительно. А теперь, Даша чуть не плачет, а ты глаза отводишь, будто нашкодил?
– Мама… – щёки Максима покрыты красными пятнами неправильной формы. И это на фоне общего румянца. – Всё нормально. Мы просто об одном школьном случае вспомнили.
Я напряжена до предела и ловлю себя на том, что одёргиваю и без того длинный, доходящий до середины колена, подол.
– А можно мне форму не укорачивать? – ой! Я, выходит, только что согласилась!
– А ну‑ка, Дашуня, пойдём со мной! – тётя Женя берёт из моих рук букет, вставляет его в вазу и направляя перед собой ведёт вперёд. – А ты, сын, пока посудомойку запусти и мусор вынеси.
– Хорошо, мам. – отзывается Максим, как будто так и надо.
Убедившись, что я не сопротивляюсь и иду куда направляют, мама Максима, отпускает меня и обгоняет перед лестницей.
– Дашунь, доверься мне, хорошо?
– Зачем я вам? – всё ещё силюсь понять, но не выходит.
– Ты, наверное, находишь моё поведение странным? – вдруг задумалась она, видимо, уловив моё замешательство. – Не все мой деятельный характер выдерживают. Извини, если смутила. Я просто хочу помочь подруге своего сына. Хотя нет, вру.
– Врёте?! – пугаюсь. Вот ведь звенел звоночек!
– Ты просто на Максима похожа. Не только внешне. Наверное, если он бы родился девочкой, был бы таким милым, как ты.
– Я милая?!
– А тебе разве никто не говорил? Судя по твоему лицу, для тебя это открытие. – треплет меня по голове так же, как недавно это делал Максим. – Спасибо, что подняла настроение моему сыну. Давно не видела его настолько счастливым!
– Но… он всегда улыбается.
Вот с чего ему быть несчастным? С такой‑то мамой?
– Улыбаться тоже можно по‑разному. Понимаешь?
– Наверное.
Вообще‑то, совсем не понимаю. Ты или улыбаешься, думая о приятном, или тебе не до улыбок.
Иду вслед за тётей Женей на третий этаж.
– Заходи. Это моя личная ванна. Вот, в шкафу чистый халат и полотенца, возьмешь. Грязные вещи сюда, в машинку, закинешь. Сейчас примешь душ и будем мерить форму. Раз длину убирать не хочешь так и оставим, но вдруг ещё в ширину подгонять придётся. Ты постройней меня будешь. – деликатно отметила мою худобу. – Смотри, можешь брать что хочешь.
Тётя Женя показывает стоящие на полочках средства и рассказывает, что для чего.
Я из вежливости киваю, успевая улавливать лишь часть информации.
– Не стесняйся, пользуйся.
Мойся и выходи. Я жду. – довольно строго, как учительница произнесла тётя Женя.
– Да. – всё ещё ошарашенно хлопаю глазами, наблюдая, как за тётей Женей закрывается дверь.
Стою растерянная, посреди шикарной ванной комнаты. Ладно шикарной… Осознание того, чей это дом и что это личная комната мамы Максима, делает моё присутствие в ней парадоксальным.
– Нет, точно сплю.
Только сон какой‑то, подозрительно хороший. Мне чаще тревожные сняться.
Действительно, даже для сна подозрительно счастливый, что уж о реальности говорить…
– Вот и отлично!
Могу же я хоть разок побыть счастливой ни о чём не тревожась?
Повинуясь порыву, включаю воду и залезаю в ванную, которая, как по мне, так больше бассейн напоминает: круглый такой, и в полу утопленный. По бокам, вокруг ванны, прорези расположены, куда лишняя вода, перелившаяся через край стекать должна.
Даже если это сон, такую шикарную ванную мне принимать не приходилось! Наливаю на дно пены, как и сказала тётя Женя и набираю воду!
Наблюдаю, как поднимается пена, с удовольствием втягивая её аромат! Загребаю её в руки и дую наверх! Пена разлетается на мелкие частички и медленно оседает на поверхность воды. Действительно как во сне!
Это чувство чистоты, простора, дневного света, пронизывающего комнату, будто наполняет мои лёгкие не воздухом, а чистым восторгом!
