Смерть заберет с собой осень
– Иттерасяй[1].
Быстро собравшись, она ушла, не забыв перед самым выходом ещё раз напомнить мне про лекарства. Я остался один на прогретой кухне, залитой тёплым светом от лампы, в компании корреспондента и дикой метели, что готова была похоронить под собой весь Токио.
* * *
Мы договаривались встретиться в университетской библиотеке. Та работала круглосуточно семь дней в неделю и была идеальным местом для занятий: просторная, светлая, с бесчисленным множеством книжных стеллажей, удобных письменных столов, стоящих друг от друга на достаточном расстоянии, чтобы никому не мешать; вдоль окон располагалась компьютерная зона, а на втором этаже – кафетерий, где были удобные мягкие диванчики, которые практически всегда были заняты – нами в том числе.
Нас было немного. Всего четверо, включая меня, и почти все так или иначе друг с другом знакомы, поскольку у нас частенько совпадали курсы. Не то чтобы у меня было много друзей (скорее наоборот), но я не чувствовал себя неловко, пускай и предпочитал больше слушать, чем говорить, если речь касалась не учёбы.
– Что‑о‑о? – картинно удивилась Иномэ‑сан, откусывая кусочек от большого печенья с шоколадной крошкой.
– На английском, пожалуйста. – Ивасаки‑кун отрицательно покачал головой, давая понять, что не будет отвечать, пока она не перестанет говорить на японском.
Иномэ‑сан простонала. Потом закусила нижнюю губу, мило надув румяные щёчки, и с лёгкой улыбкой произнесла:
– Что‑о‑о?
– Так уже гораздо лучше, – усмехнулся он. Одной рукой он потянулся к стаканчику со своим кофе, а другой к тетрадке, где мы несколько минут назад расписывали теорию. – Но Ямада‑сенсей[2] действительно хочет сделать меня своим ассистентом.
– Ужас, меня окружают одни умники! – Иномэ‑сан рассмеялась, откидываясь на спинку дивана. – Вот ты, Ивасаки‑кун, станешь ассистентом, а там и до преподавания рукой подать; Хагивара‑кун… – От звука своей фамилии я встрепенулся. – Он хочет взять ещё один язык… Какой это уже по счёту? И ведь всё понимает – вот это талант! Одни мы с тобой, Сугияма‑кун, бестолочи.
– Э‑э‑э, ну‑у‑у… – Сугияма‑кун нервно почесал затылок, смахивая с глаз чёрную чёлку. У него было очень туго с разговорным языком, поэтому он предпочитал отмалчиваться. – Зато ты, Иномэ‑сан, хорошо говоришь… не то что я.
Она поёрзала на месте. В отличие от меня или Сугиямы‑куна, Иномэ‑сан с трудом могла сидеть на месте и ничего не делать – она любила говорить без умолку, но это была вполне себе успокаивающая болтовня, потому что в большинстве своём не несла в себе ничего важного. В её словах никогда не было скрытого подтекста, состоящего из жалости к собеседнику, которые я отчётливо слышал от своих родственников, видевших во мне живой труп. Именно поэтому их компания меня не раздражала, но и сближаться я не решался, ведь тогда бы они узнали, что у меня не только сахарный диабет, но и куча всего ещё, что потихоньку убивало меня изнутри. Тогда они взглянули бы на меня по‑другому – так же, как это делали родители, брат со своей женой и многочисленные медсёстры с врачами, которых я встречал в больницах.
– Я? Да по сравнению с Хагиварой‑куном я бестолковый ребёнок! Когда у меня недавно американец спросил дорогу, я растерялась и убежала, потому что все слова в голове перемешались и я не могла выдавить из себя ни звука. Такой стыд! – Она спрятала лицо в ладонях, и я заметил, что шея её покрылась розоватыми пятнами. – Вот ты, Хагивара‑кун, какие языки знаешь?
– Гм… – Я подавился воздухом оттого, что все взгляды вновь были устремлены на меня. – Английский, корейский, немного испанский и думаю в новом семестре начать русский…
– Русский? – Ивасаки‑кун удивлённо вскинул ухоженные брови. – Он же такой сложный… Ни иероглифов, ни латиницы – совершенно другая письменность, да и к тому же он один из самых сложных в изучении! Ты явно сошёл с ума, Хагивара‑кун!
– А я видел видео, – неуверенно начал Сугияма‑кун, и щёки залила краска, – где включали русские песни – очень интересно, но ничего не понятно. Говорят ужасно быстро и просто та‑та‑та ба‑ба‑ба. Набор… м‑м‑м… звуков. Очень страшных звуков.
– О‑о‑о, а ещё я знаю, что там очень много ругательств, ха‑ха!
– А я слышала, что Акутагава Рюноскэ был очень вдохновлён русскими писателями! Достоевским там, гм‑м, Гоголем… остальных не знаю, блин…
– Я когда‑то начинал читать Достоевского… Умереть можно было, не в обиду ему, конечно же. – Ивасаки‑кун тряхнул головой; с лица его не сходила широченная улыбка. – Зато их девушки просто вау! Когда‑то…
– Ивасаки‑кун! – Иномэ‑сан состроила недовольную гримасу и шутливо пихнула того в плечо. – Некультурно рассказывать о своих романтических похождениях в присутствии другой девушки!
– Ладно‑ладно, молчу. – Он рассмеялся, но сам подмигнул нам с Сугиямой, явно на что‑то намекая.
Ни у меня, ни у Сугиямы, насколько я знал, отношений ни разу не было, поэтому я точно не знал, о чём нам хотел рассказать Ивасаки‑кун: о том, что они милые, весёлые или хороши в постели? Эта тайна останется покрытой мраком, но не сказать, что меня это сильно печалило, – девушки и отношения меня волновали не больше, чем беременность жены брата, например. Было бы, возможно, прикольно, но и без этого я жил вполне себе спокойно… если это можно назвать спокойствием.
Я вновь залез в телефон – посмотреть время. С учеником мы должны были встретиться на этой же станции в торговом центре, до которого мне было ехать пару остановок на автобусе. Залез в приложение, которое их отслеживало, и быстренько начал искать свой – тот как раз должен был приехать через пятнадцать минут.
Убрав телефон в карман, я начал собирать тетрадки.
– Уже уходишь? – поинтересовалась Иномэ‑сан, грустно вздыхая.
– Угу. – Я кивнул, неуклюже запихивая свои немногочисленные пожитки в рюкзак. – А то опоздаю на работу.
– Надо будет ещё всем вместе позаниматься! – воскликнула она, а Ивасаки с Сугиямой поддержали её бодрыми кивками. – Из тебя вышел отличный учитель, Хагивара‑кун, спасибо.
– Да, спасибо, – вторили ей Ивасаки и Сугияма в унисон.
– Не стоит. – Мне было неловко принимать их похвалу, но очень даже приятно. – До встречи, пока!
И не дожидаясь их ответа, я помчал на выход.
[1] Иттерасяй – отвечает тот, кто остаётся. 行ってらっしゃい (i tte rasshai) в буквальном смысле значит «Пожалуйста, иди».
[2] Сенсей – вежливое обращение к учителю, врачу, писателю, начальнику или другому значимому лицу или старшему по возрасту человеку.
