LIB.SU: ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

Сны Черубины

Но занавес опустился, а когда вновь поднялся, на сцену вышла певица, исполнявшая роль Елены. Её изящную фигуру плотно облегала туника из тонкого переливчатого атласа цвета слоновой кости. Золотые ленты, закрепленные на венке, венчавшем высокий парик с белокурыми локонами, змеями вились по спине и груди певицы, опускаясь до самого пола. Её юное лицо с небесно‑голубыми глазами было прелестно. Слегка раскачиваясь в такт музыке, она пела, и её серебристый голос лился со сцены, как чистые воды родника.

Алексей не сводил с певицы зачарованных глаз, а когда она закончила арию, вскочил с места и с криками «Браво», «Брависсимо» бросился к сцене, аплодируя и посылая воздушные поцелуи. Еще несколько молодых людей последовали его примеру, по залу покатились волны оваций. Певица отвечала грациозными поклонами. Сияя глазами и благосклонно улыбаясь, она не спешила покидать сцену, наслаждаясь своим успехом.

Черубина почувствовала неловкость за Алексея – он явно переходил границы этикета. К этому чувству примешивалась некоторая женская ревность, что вызывало у Чери еще большую досаду.

Провожая после спектакля Чери домой, Алексей продолжал восхищаться певицей:

– Ах, что за небесное создание! Ах, что за ангельский голос! Ах, какая грация, какой талант в исполнении роли! И какое божественное имя – её зовут Эжен!

…А если мы два пламени, две чаши, – с какой тоской глядит на нас Творец…

Где б ни было начало встречи нашей, не здесь – её конец…

– про себя декламировала Чери, чуть не плача.

 

Целые дни Черубина проводила теперь в одиночестве, стараясь объяснить поведение Алексея в театре его увлекающейся, поэтической натурой, случайной неловкостью. Однако, он не появлялся и не присылал извинительной записки, что свидетельствовало о том, что ветренный юноша всерьез увлекся актрисой и забыл «прелестную, обожаемую Чери».

 

Неожиданно Черубина получила приглашение в ателье скульптора Зинаиды Мариной. От Лишневского она знала, что Марина брала заказы от архитекторов на декоративную отделку фасадов и интерьеров, и что сейчас она как раз заканчивает отливки по эскизам Александра Львовича. Его заказ был весьма необычным – овальный барельеф с изображением средневекового доктора в маске ворона, так называемого «чумного доктора».

Чери поспешила в ювелирную мастерскую, чтобы забрать «Самадж‑Асмур» и попросить Альфреда сопровождать её в ателье Мариной. Вскоре они прибыли на место. Молодой человек остался ожидать у входа, а Черубину Марина повела в глубь мастерской по лабиринту расставленных на полу отливок и гипсовых копий. В двусветном зале на широком, сложенном из чистых досок верстаке возвышалась готовая форма. Помощник Зинаиды, молодой человек в длинном клеёнчатом фартуке размешивал в чане смесь гранитной крошки и бетона, которая, затвердев, превратится в бледный пёстрый камень, практически неотличимый от природного гранита.

Когда форма была наполовину заполнена, Зинаида попросила помощника выйти и обратилась к гостье:

– Я знаю, Черубина, что у Вас есть некий секрет – меня предупредил об этом Александр Львович. Сейчас я оставлю Вас одну, чтобы Вы сделали то, что намеревались. Затем используйте оставшийся раствор и закончите заливку. Ваш секрет останется секретом навсегда, – с этими словами она вышла.

Черубина в последний раз держала в руках драгоценный камень и прощалась с ним. Она чувствовала, как рубин согревается в её ладонях – будто бы наполняется жизнью. Шепотом она обратилась к нему:

– Великий «Самадж‑Асмур»! Я оставлю тебя здесь навсегда. Твой долг – охранять мой город от болезней и несчастий. Не допусти, чтобы Санкт‑Петербург был когда‑нибудь разрушен! Черубина опустила рубин в каменную смесь, залила его остатками раствора и разровняла поверхность. Волшебный камень нашел свое пристанище навеки в недрах апотропея – в голове «чумного доктора».

В эту минуту будто что‑то произошло, что‑то сдвинулось в атмосфере – это палила пушка Петропавловской крепости, возвещая наступление полудня. Черубина проснулась. Она очень любила белые ночи Петербурга, но страдала бессонницей в это время – засыпала лишь под утро, от усталости, и видела странные сны, в которых были перемешаны реальные люди и события с несуществующими. Вот и на этот раз ей привиделось нечто фантасмагорическое…

 

…Есть на дне геральдических снов перерывы сверкающей ткани;

В глубине анфилад и дворцов, на последней таинственной грани,

Повторяется сон между снов…

 

ВЕЕР ИЗ ПЕРЬЕВ

БЕЛОГО ПАВЛИНА

 

Дождливый день клонился к закату. Черубина, укладываясь спать, взяла почитать томик стихов, но тут же отложила его. Ей было грустно и одиноко, впрочем, как всегда, в ненастную погоду. Она думала о Лиле – подруге детства, родном и близком человеке.

Лиля обладала приятной внешностью, сочетавшейся с удивительной мягкостью манер и природной грацией движений. Её большие глаза редкого фиалкового цвета завораживали, голос был тихим, говорила она неспешно, как бы обдумывая то, что хочет сказать. Она любила стихи, неплохо пела и музицировала на фортепиано. У подруг были схожие художественные вкусы и множество детских воспоминаний – удивительных, радостных и не очень, но бесконечно тёплых и неповторимых. Черубина любила подругу детства…

«…Я знаю, как из чайных роз

в душе сплетаются гирлянды»…

 

За окном мрачно темнели стены домов. Дождь то усиливался, то затихал. Невольно Черубина предалась воспоминаниям о минувшем лете, когда подруга вновь приехала в Санкт‑Петербург.

– Ах, будто все это было только вчера, – вздохнула Черубина, глядя как стекают по стеклу ручейки дождя.

Лиля была замужем за генералом, но тяготилась этим браком, она бесконечно уважала мужа, но страдала от его тяжелого нрава, закаленного боевыми схватками и солдатской муштрой на плацу. Когда летом Лиля приезжала к Черубине в Петербург, они отправлялись на дачу в Павловск, где проводили неделю или две под присмотром Елизаветы Дмитриевны – тётки Черубины, дамы солидной и весьма положительной.

По обыкновению в честь приезда Лили тетушка устраивала пышное застолье. За обедом, ухаживая за гостьей, Елизавета Дмитриевна расспрашивала Лилю о муже. Тётка имела здравый, практический ум, но в вопросах душевных и тонких обнаруживала неосведомленность, непростительную для своего возраста и житейского опыта. Черубина чувствовала, что Лиле неприятны эти расспросы, что она уклоняется от ответов – у подруг были свои темы для разговоров: Лиля привезла Чери в подарок модную шляпку, атласный шарф и новый выпуск Nouv. sér. «Бюллютеня МОИП».

TOC