Сны Черубины

– Простите нас, Эжен, кажется, мы не вовремя. Я и Альфред совершали велосипедную прогулку. Подъезжая к Вашему дому, мы заметили городового и экипаж общества Красного креста с санитарами. – Чери начала оживленный разговор и стала подниматься по ступеням, вынуждая остальных двинуться следом. На втором этаже все трое остановились перед дверью в квартиру, хозяйке не осталось ничего другого, как пригласить их войти.

В прихожей был небольшой беспорядок, такой обычно случается, когда люди уходят в спешке. Евгения прошла в гостиную, не снимая ни шляпы, ни перчаток. Гости последовали за ней.

Черубина представила наконец Альфреда, как «того самого ювелира», о котором говорила вчера. Евгения села на край дивана, всем видом выражая неудовольствие. Разговор не получался. Она была беспокойна и без конца меняла позу. Рука её непроизвольно потянулась к столику‑консоли, где лежал подаренный ей вчера веер, все еще завернутый в упаковочную бумагу. Что‑то привлекло её внимание, но она тотчас отложила веер и стала отвечать на вопросы Черубины.

– Боже мой, Вера так сильно была напугана… у неё вся голова забинтована… Не знаю, как я сама останусь в этом доме… Слуга мой, Григорий, не в себе, боюсь, запьёт. Его ночью связали, сонного… он ничего не помнит, чтобы рассказать дознавателю. Вера увидела только, что грабителей было двое, и одеты они в какие‑то тряпки, должно быть нищие… Не знаю… Как оставаться здесь, не знаю…

– Поедемте же к нам! Мы будем рады, Эжен, если Вы погостите у нас с тётушкой, и Лиля будет очень рада, она ещё поживёт у нас неделю или дольше!

– Но это вовсе не удобно, дорогая Чери! – несколько жеманно возразила Евгения.

Это очень удобно, очень! – Черубина так искренне хотела помочь, что Евгения согласилась. Она вдруг разом успокоилась и попросила подождать, поскольку хочет собрать вещи, взять самое необходимое.

С чрезвычайной озабоченностью Черубина воскликнула:

– Пожалуйста, Эжен, возьмите шкатулку с украшениями, не нужно оставлять здесь ничего ценного, что, если воры вернутся… Неужели они совсем ничего не взяли?

– Нет, но перерыли всю мою одежду, порвали шляпные коробки, я не могу понять, чего они хотели. А может быть, им заплатили, чтобы они испортили мои сценические платья? Ах, если это интриганы из театра?! Завистники! Ужасно, это всё ужасно…

Евгения ушла собирать вещи, когда вернулась, выяснилось, что придётся позвать дворника, поскольку багажа набралось на несколько саквояжей и небольшой дорожный сундук. Уже уходя из гостиной Черубина после некоторого колебания забрала оставленный Евгенией на диване веер. Хозяйка выходила из квартиры последней, в руках она держала несессер. Подъехал извозчик, Евгения уселась в коляску на переднее сидение, спиной к дороге. С ней рядом села Черубина, напротив – Альфред, придерживающий багаж. Велосипеды были вверены заботам дворника.

Всю дорогу Эжен то и дело вздыхала и мученически поднимала к небесам затуманенный взор, не забывая при этом поглядывать на Альфреда, чтобы убедиться, производит ли это на него должное впечатление. Альфред не отрывал глаз от Евгении, но взгляд его выражал отнюдь не мужской интерес. Это был взгляд художника, восхищенного творением природы и привыкшего поклоняться всему прекрасному.

 

Наконец экипаж приехал к усадьбе Елизаветы Дмитриевны. Прислуга перенесла багаж в дом, где гостеприимная хозяйка тотчас стала хлопотать о скором обеде для гостей, что было в ее характере, и в чем проявлялась её щедрая натура.

Евгения расположилась в гостевой спальне, она не стала разбирать вещей, а прилегла на кровать и, вздохнув, бессмысленно уставилась в потолок. Дверь приоткрылась одновременно с деликатным стуком, и в комнату заглянула уже переодетая в домашнее чайное платье Черубина. Она подошла и присела на краешек кровати. Взяла Евгению за руку, та не шевельнулась, только прикрыла глаза.

– Эжен, дорогая, Вы здесь в безопасности, у нас полный дом народу, не бойтесь ничего.

Евгения не ответила.

– Мне кажется, вокруг Вас, действительно, идёт какая‑то нехорошая игра. Вы сказали про завистниц из театра, кто они? Вы кого‑то подозреваете? Может быть, кто‑то угрожал Вам?

– Ах, нет, Чери, мне просто это пришло в голову, потому что я не знаю, что ещё подумать! У меня в Петербурге не так много знакомых, почти не бывает гостей, и я вовсе не богата! Кому же нужно меня преследовать, сводить с ума, проникать ночью в дом?

– Сводить с ума… как верно Вы сказали! Я думала о тех цветах, что присылал неизвестный поклонник… Ведь он знал, что у Вас всегда должны быть в спальне белые цветы! Как Вы думаете, кто мог это знать? Только будьте со мной откровенны, это очень важно!

– Служанки знали, Вера, до нее – Глафира, а из мужчин бывал разве только Алексей… Но не его же мне подозревать? К чему бы это ему? Послать букет он может, но ядовитые цветы? Да где бы он их взял, ведь их не продают в цветочном магазине…

– "… И лик бесстыжих орхидей я ненавижу в светских лицах", – задумчиво произнесла Черубина. – Мне кажется, Эжен, во всём этом чувствуется женский ум. Но женщин Вы назвали только двух, они обе не могли покупать дорогих букетов, да и зачем им Вас отравлять? Возможно ограбление совсем не связано с попытками Вас отравить, размышляла вслух Черубина, – быть может это простое стечение обстоятельств… Позвольте же, наконец, взглянуть на Ваши мистические аквамарины – здесь все ещё Альфред, он ювелир и разбирается в камнях.

– Не мучьте меня, капризно простонала Эжен, – возьмите сами в шкатулке, вот ключ. Я хотела бы немного отдохнуть.

Черубина аккуратно открыла шкатулку и среди нарядных цветочных брошей, сияющих перстней и прочих украшений увидела пару аквамариновых серег, похожих на нетающие льдинки. Она подняла их, посмотрела, как красиво они раскачиваются, поблескивая алмазами и черной оправой, положила их на ладонь и вышла из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.

Наконец таинственные серьги были в руках у Черубины, и она могла показать их Альфреду. Его профессиональный взгляд был очень необходим. Через минуту, вооружившись увеличительным стеклом, Альфред уже рассматривал серьги и неспешно констатировал:

– Во‑первых, Чери, клейма мастера нет, что означает одно – серьги поддельные. Во‑вторых, для такого дорогого бразильского, как нам сказали, аквамарина по меньшей мере странно использовать оправу из крымского гагата. Ведь это всего лишь древний уголь.

– О, я знаю, – воскликнула Черубина, – он очень лёгок и нагревается, соприкасаясь с кожей… Поэтому Эжен сказала, что серьги стали легкие и тёплые, как бы живые… Конечно!

– В‑третьих, боюсь, это вовсе не аквамарины, поскольку алмазы вокруг них – поддельные… Да, у меня нет сомнений, серьги полностью подделка.

– Однако, Альфред, на изготовление копии требуется время, а серьги никуда не пропадали, точнее, они пропадали, но лишь на короткий срок, за это время не успеть сдать копию. Как это можно объяснить? – недоумевала Черубина.