Собственность Шерхана
Я почти поверила в то, что это какой‑то Витька. Отработала, вернулась домой. Точнее, меня довезли – Давид дал мне водителя. Сказал – чтобы не задавили нигде. Его забота меня пугала, я успела чётко понять – за все в этой жизни платить приходится.
Квартира была огромной и почти пустой – только спальня и кухня обставлены, в остальных комнатах пусто и голая штукатурка на стенах, похоже и правда скоро ремонт. В дверях меня встретила Снежинка.
– Что, моя хорошая? – заботливо спросила я.
Она потерлась мне об ноги и повела к корзинке, в которой спал единственный выживший котенок. Бледно‑рыжий, такой слабый, что не пищал даже, только спал все время.
Всю ночь мне Шерхан снился. Во сне говорил, что я отняла у него кое‑что. Его ребёнка. И ребёнка надо вернуть. Проснулась – живот снова тугой и твёрдый, надо к врачу… Я, которая ещё недавно хотела с моста прыгнуть, с тревогой прислушивалась к своим ощущениям.
Снежинка снова волновалась. Я взяла котёнка на руки – головка безжизненно повисла, но сердечко билось, и маленькой бок неровно вздымался.
– Я его спасу, – обещала я кошке.
Завернула в полотенце кото‑ребенка, быстро оделась, заспешила на улицу. Тут надо сказать – дом охранялся капитально. Внизу охранник и камеры, и тут, наверху, при входе на этаж Чабашева крепкая стальная дверь и свой охранник. Он всегда меня без проблем пропускал.
– Куда? – спросил он меня.
– К ветеринару, – ответила я послушно. – Котенок слабенький, мне кажется, он умирает.
– Не было никаких распоряжений, идите к себе.
И…и все. Как я не умоляла, дверь мне не открыли. Сам же Чабашев приехал только к вечеру. Вошёл ко мне, я на полу сижу, кулёк с котёнком на руках баюкаю.
– Ты чего это, – хмыкнул он. – Иванова Лиза, попу морозишь?
– Я пленница тут, – мой голос звучит гулко и глухо. – Меня не выпустили просто и из‑за этого котенок умер. Последний котенок Снежинки. Теперь она бегает и ищет его, а я не знаю, что делать.
Снежинка волновалась. Я не показала ей крошечное рыжее тельце. Я не знала, как будет правильно. Я вдруг представила себя на её месте и мне стало до боли жаль эту тощую кошку, что металась по огромной квартире не в силах отыскать свое дитя.
– Ну, прости, – легко сказал Чабашев. – Виноват, сглупил, не сказал охране, а без моего разрешения они ничего не делают.
– Ваши извинения не вернут котёнка.
Чабашев внимательно смотрел на меня сверху вниз. Я совершенно не могла его понять. Он…казался добрым. А глаза холодные. Меня взял на работу, приютил. Кажется – добрый. А сам…я видела, как он ударил официантку за то, что она пролила вино гостю на брюки. У Чабашева было две стороны, и я подсознательно его боялась, а ещё думала – что ему от меня нужно?
– Вот же блядь, – выругался Чабашев и ушёл хлопнув дверью.
Я вздрогнула. Отсутствовал он недолго, вернулся уже через двадцать минут. И на вытянутых руках брезгливо, за шкирку держит котёнка. Маленький, чёрный, глаза закрытые ещё, недовольно извивается и пищит.
– Где вы его взяли? – изумилась я.
– На складах кошка окотилась три дня назад, там шестеро, сама столько не выкормит. Держи, мамаша.
На пол котёнка положил. Слепыш головой крутит и плачет. Снежинка опасливо подошла к нему, обнюхала, а потом жалобно на меня смотрит, не зная, что делать. Её‑то котенок другой был, да и пах иначе… А этот чёрный и шумный такой.
– Чужих детей не бывает, – тихо сказала я ей.
Она словно поняла меня, подхватила котенка осторожно зубами и понесла в корзинку. Потом долго вылизывала, урчала, а мелкий черныш с удовольствием сосал сиську, и все равно ему было, что эта мама иначе пахнет…
Я долго ими любовалась, спохватилась, когда поняла, что Чабашева нет в квартире, ушёл молча. У меня в руках все ещё кулёк с котёнком. Надо его похоронить. В кладовке есть совочек, крошечную могилку им я вырыть смогу. Вышла из квартиры, остановилась у злосчастной двери, охранник глаза отвёл.
– И теперь нельзя? – со слезами спросила я.
– Не было распоряжений…
Глава 8.
Лиза.
Чабашева так и не было. Кулёк я убрала подальше, чтобы Снежинка не нашла погибшего от людского равнодушия малыша. Но кошка всецело была занята своим подкидышем и на меня внимания почти не обращала.
Я не знала точно, сколько времени, но нужно было собираться на работу. Я умылась, расчесала волосы – все ещё трудно было привыкнуть к тому, что они короткие. От неровной стрижки волосы топорщились, я пригладила их мокрой рукой.
Платье у меня было одно – черное, трапецией. Оно почти скрывало живот, который в последнее время стал расти не по дням, а по часам. Ребенок во мне набирал вес и сил, и удары его становились все чувствительнее.
Я коснулась живота рукой:
– Я позабочусь о тебе.
Никто за мной не приходил. За окном стемнело давно, в это время я уже к выступлению должна была готовиться, но про меня забыли точно.
Я подошла к большому окну, выглянула: вокруг деревья, а вдали машины едут, фонари зажглись, снова дождь затянул. Осень…
Снова нужно было думать о теплой одежде, на мой живот ничего уже не лезло, куртка не застегивались.
А для этого – только бы из дома выйти. Я зажмурилась сильно‑сильно и о бабушке подумала. Почему ты не научила меня быть сильнее? Кому сейчас нужно умение вышивать? Стало горько, но слезы я сдержала. Разве слезами делу поможешь? Только дитя в животе напугаешь…
Дверь хлопнула. Чабашев пришел. Встал в коридоре, на волосах и пальто – капли дождя. Смотрит на меня, внимательно, аж до жути. Я снова живот рукой обхватила, чувствуя себя перед ним абсолютно беззащитной. Так хотелось спросить – вы же меня не обидите? Но я уже знала, что люди не всегда свои обещания сдерживают. Дядя защищать обещал. Шерхан – тоже…
– Поехали, Иванова Лиза.
А у меня сердце удары пропустило. Я вот так сразу поняла – не на работу он меня хочет отвезти.
Чабашев все понял по выражению моего лица.
– Не бойся. Переедем в квартиру с хорошим ремонтом. Негоже беременную девочку в таких условиях держать.