Солнцежар
Вряд ли Ваське так уж сильно нужна была помощь, но она, как честный человек, видя состояние подруги, не могла ей позволить умереть в постели в самый разгар летних каникул.
Она согнала Катю с кровати, раздвинула тяжёлые пыльные шторы и открыла окно, впустив городской смог. А потом заставила её вырезать какие‑то дурацкие карточки из бумаги, делать именные приглашения, искать конкурсы и составлять плейлист, который на поверку всё равно оказался похоронным.
Через несколько часов у её лучшей подруги день рождения, на который Катя не сможет прийти. Хотя она должна была быть там самым важным гостем.
Вечером она скорее всего уже будет в дремучей глуши, где как сказала мама, «нет интернета от слова совсем». А ещё она сказала, что «в селе, где будет проходить фестиваль нет света, газа и, возможно, даже магазина. Правда здорово?».
Катю не интересовали магазины. Она могла запросто пережить три фестивальных дня без электричества. И даже ночёвка в душной палатке не казалась ей пыткой.
Единственный вопрос, который не давал ей покоя – «За что? Почему именно сейчас?».
«Ты не отпустила меня с классом на юг, и я смирилась, несмотря на то, что для меня это было супер важно. Эта поездка могла изменить всю мою жизнь. Да, у нас туго с деньгами, да, надо жить по средствам, окей. Но причём здесь день рождения Васьки?».
«Это вообще не требовало никаких затрат. Почему я вместо того, чтобы пойти к человеку, который меня ждёт, должна тащиться с тобой за тридевять земель в какую‑то дыру, где даже элементарная человеческая потребность помыться – проблема?».
Но задать эти вопросы маме она, конечно, не смогла бы. Да и вываливать возмущение и обиды на Ваську в день рождения тоже не стала, – отписалась общими фразами. Сказала, что не сможет прийти, поздравила как смогла, накидала кучу стикеров и выключила телефон.
Весь этот мешок дерьма, который случился с ней за последний месяц, она молча и гордо увезёт с собой на край света, куда они отправляются прямо сейчас.
***
Лифт ожидаемо не работал. Он просто не мог работать в такой чудесный день. Катя, нагруженная пакетами и корзинами, спускалась с девятого этажа, рискуя скатиться кубарем прямо до первого.
«А что, это мысль… Маминым драгоценным свистулькам придёт конец и не надо будет никуда ехать. Правда, и ей, наверное, тоже сразу конец придёт».
Она остановилась на площадке пятого этажа, дожидаясь, пока мама наверху закроет дверь и увидит, что лифт сломан.
– Какого чёрта?! – донеслось сверху. Катя ухмыльнулась, перевела дух и уже увереннее зашагала дальше.
Неожиданно перед самым Катиным носом распахнулась дверь и из‑за неё показалась нога и костыль соседки – вредной старушенции, которая всегда знала о происходящем в подъезде, словно всю жизнь проводила у двери. Ела, не отходя от глазка, и спала там же, моментально появляясь в центре событий, если что‑то случалось.
Когда соседка появилась из дверного проема вся целиком, она тут же начала кричать маме наверх, что ей принесли платёжку с неправильными цифрами и надо обязательно свериться со счётчиком, а она сама не может, потому что слепая.
«Сейчас начнётся», – подумала Катя. Мама не сможет отказать, старуха заманит её в тёмные лабиринты своей квартиры, а Кате придётся ждать у закрытой машины с ворохом вещей под палящим солнцем.
Она стала спускаться медленней, чтобы как можно дольше не выходить из прохладного подъезда, в котором только что вымыли полы и так вкусно пахло мокрым бетоном.
Сердобольная мама действительно переступила порог старой ведьмы и исчезла.
***
Мама готова была помогать всем и во всём. И тем, кто нуждался в помощи, и тем, кто спокойно мог без неё обойтись. Она для всех и каждого была луч света в тёмном царстве.
Но только не для Кати.
Почему‑то у себя в семье Елена Николаевна решительно не обращала внимания на то, что кому‑то нужна.
Семья, конечно, небольшая – Катя и кот, но им тоже иногда требовалось внимание. Например, сейчас.
То, что Катиного мнения перед отъездом никто не спросил, казалось отвратительным. В конце концов, она уже не ребёнок и можно было поинтересоваться, хочет ли она вдруг ни с того, ни с сего уехать из города в медвежий угол.
Покрыться там грязью за два дня. Днём спасаться от мух, а по вечерам отбиваться от комаров величиной с кулак. А ещё от настойчивых предложений местных парней показать ей сельский клуб.
Если бы с её мнением хоть немного считались, она бы ни за что туда не поехала. Она бы заперлась на ключ, залезла под одеяло и не вылезала бы оттуда до понедельника. Ну или вылезала бы только изредка, чтоб доплестись до холодильника.
Катя представила себе пыльную дорогу, жирно удобренную коровьими лепёшками, вспомнила запах, доносившийся со свинофермы, недалеко от которой в прошлый раз их поселили, и зажмурилась.
Несколько часов на заднем сиденье старой ржавой развалюхи, а именно так выглядел их семейный автомобиль; жара и тряска по грунтовой дороге среди выжженных солнцем полей, мерзкий липкий пот, тонна влажных салфеток, – всё это никак нельзя было назвать приятным путешествием. От одних размышлений уже подташнивало.
На самом деле весь мамин хенд‑мэйд, который они летом развозили по фестивалям народного творчества, можно было запросто продать в сети. Но никакие ВК и ярмарки мастеров маму не устраивали. Она бредила живым общением и прямо‑таки жаждала рассказать покупателю об истории развития народных промыслов на Руси.
Стоило клиенту чуть замешкаться у её стола с глиняными игрушками, как он тут же попадал в искусно сплетённую паутину из сказок и слов.
Мама улыбалась самой искренней из своих улыбок, поправляла очелье и начинала нараспев рассказывать древнерусскую повесть, которую Катя уже успела выучить наизусть.
Она смотрела покупателю прямо в глаза и журчала словно речка. Её огромные голубые глаза и смех, похожий на звон вплетённых в волосы колокольчиков, обезоруживали даже самых вредных и скупых посетителей. Уйти от такого мастера без игрушки было невозможно.
Почему‑то Катя не унаследовала от мамы ни этих глаз, ни звонкого заразительного смеха, ни лёгкой походки, ни позитивного взгляда на жизнь.
Всё, что их объединяло и почему их можно было безошибочно причислить к одной семье, так это крайне невысокий рост обеих. Они запросто могли потеряться в толпе или заблудиться в поле иван‑чая. В остальном они были совершенно не похожи друг на друга, и мама любила рассказывать прилюдно, что Катю ей подбросили. Некоторые даже верили.
Но какие бы у них отношения ни были, Катя всегда знала, что мама – самый талантливый человек на свете.
Когда она на фестивалях надевала расшитый вручную «наряд до пят», то вживалась в роль сказительницы и становилась просто неузнаваемой. Даже опытные мастера поражались её артистическим задаткам и приходили полюбоваться.
