Сотня цветов. Японская драма о сыне, матери и ускользающей во времени памяти
– Ну что, еще полгодика – и вы станете мамой и папой, – добродушно заключил врач, стирая с датчика гель.
Идзуми, рассыпаясь в словах благодарности, двинулся в сторону двери и уже собирался покинуть кабинет, как его кто‑то позвал. По крайней мере, ему так показалось. Он повернулся к источнику звука и снова увидел монитор УЗИ‑аппарата. Но на экране не было уже ни ночного неба, ни облака – лишь пустой мрак.
– Тебе не обязательно каждый раз сопровождать меня на скрининги. С работы же приходится отпрашиваться! – заявила Каори.
Они уже покинули больницу и сели в поезд метро. После полудня на линии Собу в вагонах – по полтора человека, и Идзуми с Каори удалось сесть рядом.
– В смысле не сопровождать?! Это же само собой разумеется! – Идзуми озадаченно уставился на Каори. Она же безмятежно наблюдала за стройной аллеей сакур, проносившейся за окном. Деревья, которые весной должны налиться розовым цветом, сейчас только тянулись коричневыми ветками.
– Джун рассказывала, что у нее муж вообще ни на один скрининг не ходил.
– Ну и что хорошего?
– Мне кажется, таких мужчин много. Тех, что шарахаются от кабинета акушера‑гинеколога.
– Серьезно?
– Их, конечно, тоже понять можно. И я не прыгаю от счастья, когда приближается день следующего осмотра. Еще и токсикоз мучает, а вне дома надо себя как‑то в руках держать.
Каори вцепилась руками в свою темно‑синюю кожаную сумку. Она всегда так делала, когда подступала тошнота.
– Все хорошо? – забеспокоился Идзуми.
– Да, все нормально, – сказала Каори, затем достала из сумки маленькую картонную упаковку яблочного сока и за раз все выпила.
Это быстродействующее противорвотное она теперь всегда носила с собой. Однако Каори отказывалась от другого, важного в ее положении предмета: она все еще не повесила на сумку специальный брелок для беременных. Видимо, не хотела испытывать неловкость оттого, что окружающие будут уступать ей место в транспорте и в целом относиться к ней более заботливо. Идзуми не раз говорил ей: «Но ведь такое случается только раз‑два в жизни: имеешь полное право на то, чтобы тебя все оберегали!»
Поезд немного прибавил скорость и поехал мимо устроенных на реке посреди мегаполиса «платников». Разгар буднего дня, а собравшихся посидеть с удочкой – хоть отбавляй. Они расположились на специально для этого предназначенных ящиках из‑под пива и следили за лесками, погруженными в воду нескольких нарезанных прямоугольниками участков. Не сказать, что сегодня хорошо клюет. По крайней мере, так казалось издалека.
– Мне кажется, ты слишком много на себя взваливаешь. Будешь так надрываться – ничем хорошим это не закончится, – предупредила Каори. В это время пальцы ее сплющивали и сгибали тетрапак из‑под яблочного сока. Она всегда так делала, прежде чем выбросить что‑то из бумаги или картона. Использованные одноразовые платочки, упаковки от палочек – все подобное она сгибала до мельчайших размеров.
– Ничего я не надрываюсь, – возразил Идзуми.
Тут поезд остановился у станции, что расположилась почти сразу за «платниками». Они спустились на узкую платформу, зажатую по бокам двумя вереницами вагонов: одной – желтой, другой – оранжевой. Громко, чтобы идущая впереди Каори услышала его, Идзуми добавил:
– Просто я не понимаю, за что хвататься, вот и делаю все, что только можно.
Они прошли через турникеты, пересекли переход и направились по поднимавшейся немного вверх улице, вдоль которой теснились встроенные в здания торговые точки: вот кофейня одной известной сети, впритык к ней – магазин CD‑ и DVD‑дисков, дальше – ресторанчики и пара минимаркетов.
– Я не думал, что там так отчетливо будет видно, – задумчиво произнес Идзуми, поднимая воротник шерстяного пальто: навстречу дул противный ветер.
– Ты о чем? – Каори вопросительно посмотрела на Идзуми и перевесила сумку с одного плеча на другое. Чем выше по улице они шли, тем тяжелее становился подъем, но помощь с сумкой она отвергала: Каори терпеть не могла, когда кто‑то нес ее вещи.
– Про снимок с УЗИ.
– А, да! Я слышала, что еще могут делать что‑то вроде 3D‑фотографий!
– Это как?
– Так, что ребенок на снимке выглядит трехмерным. Говорят, совсем как настоящий. А еще слышала, что недавно и так называемое 4D‑УЗИ появилось.
– Четырехмерное? Это как вообще?
– Это то же, что и трехмерное, только уже не просто снимок, а целое видео.
– Ого‑о! – протянул Идзуми.
– Придумали же – фильм! – засмеялась Каори. – Сомневаюсь, конечно, что корректно называть это четырехмерным…
Они добрались до перекрестка и свернули направо.
В поле зрения появилось тянувшееся вдоль дороги по‑офисному серое здание, густо усеянное окнами. Эту улицу заливал солнечный свет, и идти стало немного теплее.
– Увидеть милого малыша до рождения – кто бы отказался от такой возможности!
– Ты реально думаешь, что он милый?
– Ну да…
– Не боишься, что он будет больше на инопланетное существо смахивать?
– Да, Каори, у тебя язык совсем без костей! – Идзуми неловко улыбнулся.
Она немного отдышалась и продолжила:
– Мне непонятно, как по какой‑то фотографии с УЗИ можно судить о том, ребенок милый или нет.
– Да, ты в своем репертуаре – сама суровость!
– Да ладно тебе! Многие думают точно так же, просто вслух не говорят.
– Вот оно как…
– Да, вот такие вот дела.
Они вошли внутрь офисно‑серого здания. В нескольких метрах от автоматических дверей гостей и сотрудников встречала стойка ресепшен, за которой сидели две прелестные девушки. В одинаковой форме они выглядели совсем как близняшки. Девушки сидели, уткнувшись в компьютеры, и, как слаженно работающий механизм, одновременно поднимали глаза, только когда приходилось любезно приветствовать входящих. Каори не раз отмечала: «Чем такие люди, уж лучше бы роботы!»
Сбоку от стойки переливался красками широкий светодиодный экран. По нему крутили видеоклип начинающего хип‑хоп‑исполнителя, к которому сейчас как раз был приставлен Идзуми. Картинка – шедевральная, но текст песни совсем не цеплял. А ведь когда только закончили подготовку к релизу, казалось, что эта работа вызовет фурор.
