Совсем голову потерял
– Со «спасибами» беги! – показал он ей в темноту. – И грейся!
– У меня ноги закоченели! Отнесешь?
Никита непроизвольно отшатнулся, но сразу взял себя в руки. Он осторожно наклонился, и поднял ее, держа под спину и под коленки, сзади. Она обняла его за шею, чтоб не упасть. Так они прошагали, приклеенные друг к другу до Майкиного дома. Никита стал опускать ее на траву возле крыльца. А она вдруг лихо соскочила сама и залилась смехом. И тут же снова подскочила к нему и чмокнула в щеку. Никита собирался опешить, но не успел, потому что она подставила ему лицо:
– Теперь твой черед! Целуй и грей!
Никита привык к ее шуточкам, когда она еще была маленькой. Но недавно он поздравлял ее с 18‑летием. Поэтому пришлось становиться старшим и разумным соседом. Он стал убеждать ее не терять голову:
– Ты что? Хочешь без пучка волос остаться? Сейчас моя Алка услышит и за твоим пучком придет!
– Не придет. Сейчас холодно и темно. А я сейчас пришла, потому что раньше никак повода не находила.
– Да женился же я! Нельзя нам в темноте поводы искать! Ты себе парня найдешь! Хочешь, с кем‑нибудь познакомлю.
– Не хочу – с кем‑нибудь. Ты мне всегда нравился. Я всегда хотела, чтоб с меня самый статный парень района глаз не сводил, а ты отвернуться норовишь!
– Понимаешь, я тоже иногда тайком глаз не сводил, ты тоже мне нравилась, но это там, далеко осталось. И Алка догадывалась. Она сказала, что если к тебе сунусь, то не она, а мне оттуда, – Никита показал на мрачное‑премрачное небо, – лоб пропечатают.
– И ты веришь?
– Нет, конечно! Но всё равно, нельзя!.. Не поцеловать тебя нельзя!
Никита осторожно обнял Майку, и они снова приклеились друг к другу в поцелуе. Через несколько мгновений Никита осторожно отцепил ее от себя и опустил голову. Майка попятилась и усмехнулась:
– Ну, иди, иди на прогрев к Алке! И лоб береги! Он в хозяйстве всегда нужен.
Никита вздрогнул:
– Дура! Я же тебя от нее берегу, а ее – от тебя.
Майка надула губы, быстро вскочила на крыльцо и стала вытирать ладонью то ли ручейки дождевых струй, то ли слез. Никита повернулся к ней спиной, собираясь уйти, но не уходил. Затем он продолжил поворот, снова оказался лицом к Майке. Раздался первый удар грома, и снова, во второй раз, Никита повернулся к ней спиной. На этот раз он медленно двинулся к своей копне, но через несколько шагов прибавил скорость.
Очередной настойчивый порыв ветра сумел расправиться с одной из накрытых на копну пленок. Он играючи стянул ее и потащил по лужам. Никита бросился ловить пленку. Небо осветилось от нескольких ярких молний. Прогрохотала серия громов.
А новую вспышку молнии Никита заметил прямо над собой. Он почти успел донести руку до лба, чтобы заслониться от ослепительного свечения. И тут время для него словно остановилось. Он увидел как очень яркая, пульсирующая, струя белого света тянется к его, страшно медленно приподнимающейся руке. Вдруг ужасно захотелось убрать руку, отпрыгнуть, убежать, но почему‑то не получалось даже сдвинуться с места. Белая струя дотянулась‑таки до его руки и стала втягиваться в нее. И тут Никиту сильно встряхнуло и всего его обожгло. Он почувствовал, что летит куда‑то в пропасть, и никак не может долететь до ее конца.
Если бы кто‑то наблюдал весь ужас происходящего с Никитой, в тех ритмах, в которых тот ощущал происходящее, то заметил бы, как белая струя, опускается вниз в светящемся и падающем теле человека, перетекает в обе его ноги и уходит из них в землю, сопровождая это немыслимыми вспышками.
Во время своего полета в пропасть Никита увидел, как несколько молний одновременно пронизывают окружающее его, черно‑фиолетово‑белое, вздрагивающее пространство. Одна из молний, самая ослепительная из всех, пробивается в центр пространства и на мгновение замирает.
Неожиданно она превращается в белый, пульсирующий шар. А тот сразу принимает форму задумчивого женского лица. Оно вытягивается, наклоняется, почти прикасаясь к Никите. Различающиеся на лице глаза, пристально всматриваются прямо в глаза Никиты, а рот начинает шевелиться. Никита слышит незнакомый голос, грустно вещающий: «Наконец‑то я тебя нашла». Лицо вспыхивает и рассыпается на мелкие звездочки, покусывающие его тело с разных сторон. И сразу наступают полный мрак и непробиваемая тишина.
Никита так и остался лежать ничком на мокрой, но дымящейся траве. Теряющие силу капли дождя еще хлестали его по спине и затылку, а небо стало постепенно светлеть…
ГЛАВА 3. ЭКСТРЕМАЛЬНОЕ СПАСЕНИЕ
Алла, не находящая себе места, набросила на себя ветровку с капюшоном и вышла на поиски мужа.
Она обошла по лужам мокрую копну, но никого не нашла. Ее внимание привлекла различаемая недалеко, зацепившаяся за что‑то, полиэтиленовая пленка. Алла подошла к ней, потянула за край, и ужаснулась. Никита преспокойно лежал под пленкой, и не собирался вставать. Тогда она наклонилась и заорала ему в ухо: «Никита! Шут с ним, с сеном! Всё равно, промокло! Домой пора собираться!»
Но ей ответил только голос отлетевшего далеко грома. Разозлившись, она стала трясти Никиту и кричать ему – то в одно ухо, то в другое: «Ты оглох, или придуриваешься? Беги домой, пока молнию не схлопотал!»
Снова не получив ответа, Алла сердито перевернула Никиту на спину, впряглась в его ноги, и сантиметр за сантиметром, потащила его в сторону избы. В эти страшные мгновения она даже не заметила сильный ожог на его ладони.
Старания Аллы не остались незамеченными другим соседом, дедом Филей. Этот морщинистый, маленький, но шустрый человечек с бородкой, на высшем уровне любопытства, выглядывал из окна своей избы, пытаясь сообразить, какую скотину и откуда тащит его соседка. Но когда он различил, что у скотины – человеческие ноги, прямо в подштанниках, натянул калоши, и запрыгал к выходу.
Что случилась беда, деду Филе прояснилось сразу. Поэтому он сразу стал оказывать первую помощь советами:
– Ай‑яй‑яй! Домой его срочно надо! С разбега – на соду посадить! Проблюется, и скоро опять человеком станет. А после третьего огурца – уже совсем новым и понятливым существом родится!
Тут дед Филя внезапно обнаружил, что из ботинка Никиты исходит дымок. Он осторожно прикоснулся к дымящемуся ботинку пальцем, сразу отдернул его и стал усердно дуть на обожженный палец. Ожог на ладони Никиты он принял за обычную грязь.
Алла сердито вздохнула:
– Чего дуешь? Или дуй отсюда, или помогай!
