«Старое зеркало».
Перед этим конечно меня отчитали по полной программе. Говоря о том, что магия это не игрушка, и что она должна быть направленная на пользу, а не во вред. И кучу всякого, разного, наговорили, о пользе и вреде магии.
А тем более если от действий Мага пострадало хоть одно живое существо, то Маг должен немедленно понести суровое наказание.
Я был так зол на этого ябедника, что готов был обрушить тысячу молний на этого садовника, но это пока я сидел в подземелье и злился.
Но так, как поступали в этом Королевстве со злыми Магами, мне рассказывали много раз, им не позавидуешь, и я быстро передумал.
После последнего урока по Алхимии, я с тяжёлым чувством отправился в черную башню Магистра.
Я нехотя поднимался вверх по её винтовой лестнице, хотя почему башню назвали черной, я не понимал, черного там ничего не было, стены и те не отштукатуренные, просто каменная кладка и все.
Дорогу в кабинет нашего Школьного Магистра я уже знал, было дело.
И чем выше я поднимался, тем усиление я пытался вспомнить свои школьные грехи и шалости. «Что могло разозлить «Главного магистра школы», или чего я такого натворил?»
Теряясь в догадках, я поднимался все выше и приближался всё ближе и ближе
к кованой двери кабинета Магистра Школы, меня охватил такой жуткий страх, что не смог даже сдвинутся с места.
Я готов был бросится вниз по лестнице бежать сломя голову на улицу спрятаться скрыться и далеко за городом там где меня не найдут даже при помощи хрустального шара.
Я молча стоял перед массивной дверью, переминаясь с ноги на ногу в нерешительности и в замешательстве, когда услышал легкий хлопок, и передо мной распахнулась дверь. Она открылась с такой легкостью, будто её толкнули изнутри.
Я сразу увидел тот самый огромный стол, заваленный какими‑то бумагами и сидевшего за ним Магистра школы.
–Ну что? Что мнешься? проходи, присаживайся – сказал он и приглашая меня жестом к столу.
Едва я переступил порог кабинета, как из угла, комнаты с противным скрипом выдвинулся сам собой стул, прополз по каменному полу и остановился возле его стола.
Мне рассказывали что‑то про телекинез или что‑то в этом роде, когда человек силой мысли, мог двигать разные предметы, но чтобы тяжёлую мебель? такое я видел впервые.
Я послушно подошёл к столу осмотрел стул на предмет всяких веревок или колесиков, ну не может стул сам собой двигаться без каких либо приспособлений.
Но ничего необычного я в этом стуле не увидел, стул как стул, как и большинство в нашей школе, ничего особенного в нем нет.
–Присаживайся не бойся.
–Я лучше постою – ответил я все еще неуверенный, что это было на самом деле.
–Рассказывай?! – начал он.
–О чем?! – быстро соображая, ответил я, чувствуя, как моя душа проваливается в пятки и в подземелье под башней.
Он громко рассмеялся, щелкнул двумя пальцами, и легкий ветер подхватил меня и точно пушинку усадил на стул возле его стола.
–Расскажи, как же это получилось?! – уже по‑дружески спросил он, ткнув пальцем в манускрипт и две копии, оказавшиеся у него на столе.
–Я же не нарушил Кодекса школы, а манускрипт все время долго приходится ждать, ну я и сделал, себе пару штучек.
–Я не про это, а про то? Как ты смог сделать одинаковые тексты?! «Писарю» пришлось бы на эти три манускрипта потратить как минимум день. И они совершенно одинаковые даже формы символов, ошибки и те на одних и тех же местах.
–Фу – выдохнул я, – Я‑то думал, что‑то серьезное случилось! – произнес я, чувствуя, как страх постепенно отпускает, и растворяется в воздухе.
Врать не стал, все равно узнают, и сказал; « Сложил слова из деревянных букв и намазал их чернилами таких бумажек сколько угодно можно сделать! Только чернила добавляй».
На лице Главного магистра выразилась добродушная улыбка; «сделай тогда с десяток, только исправь тут, тут и тут и если нужен помощник, только скажи? И ошибки не делай, нечего на показ свою неграмотность выставлять».
«В общем, это не сложно мне может помочь даже Эммануил».
–Если сможешь выполнить задание, я подумаю, что можно будет ещё сделать? Поговорю с вашими родителями о весьма выгодных для всех вас условиях – и он протянул мне Манускрипт с помеченными ошибками и правильными символами вместо них.
–Когда нужно сделать?
–Когда сможешь!»
–Постараюсь сделать до конца недели – воодушевлено произнес я.
Магистр усмехнулся и произнес "До конца недели остался день".
–Ну и ладно!" ответил я, чувствуя, что сморозил глупость.
Впрочем вечером того же дня мы с Эммануилом и старым багетчиком взялись за дело. Эммануил после моего рассказа об условии Главного Магистра школы, недолго думая, согласился помочь.
После набора и добавления правильных символов в текст и распечатки, багетная была увешана белыми листками с содержанием манускрипта. Старый багетчик стал понимать, что за аппарат он создал.
А Эммануил, увидев впервые подобное устройство, еще не понимая его предназначения, помогал с некой прохладцей, и недоверием, что из всего этого, что‑то выйдет толковое.
В субботу утром, когда должна была придти за нами карета, мы вместе с Эммануилом и багетчиком, принесли пачку отпечатанных манускриптов, «Главному Магистру школы». После первого тиража заклинаний у нас появились не только друзья, но и враги, в лице «Писарей», они категорически были против, подобных вещей.
После ряда ошибок в правописании заклинаний Главный магистр отстранил нас от типографской работы, высказав, что этим должны заниматься не первокурсники школы, а более опытные люди. На тот момент старый багетчик, уже вырезал и собрал деревянный винтовой печатный пресс, который я нарисовал ему по своей памяти.
С одной стороны мне было очень обидно, а с другой стороны совершенно не радовало получать за каждую опечатку по шее и отправлять в помойку партию листков и начинать все с начала.
Когда нас вновь привезли в школу, мне ничего не оставалось, как снова засесть в библиотеке, собирая множество обрывков из пророчеств, от разных пророков. Успехи в магии меня радовали всё больше и больше, и каждый провал омрачал не только показатели для школы, но и омрачал мое настроение, порой до состояния бросить это все и забыть учёбу как страшный сон.
Побесившись немного, я вновь садился за уроки и «со скрипом и скрежетом» исправлял свои ошибки, и откровенно радовался за победу над своими неудачами.