«Старое зеркало».

–Потому что вы ведьма…– вырвалось у меня с языка, и я в ужасе схватился за рот, чтобы ничего лишнего не взболтнуть, и вновь у меня появилось желание, провалится сквозь землю.

–А, вот значит, как!– продолжала посмеиваться старушка.

«Ясно, откуда надуло. Только для этого не надо быть ведьмой, что бы понять, чем в твоем возрасте занимаются дети, и она легким движением выдернула с ремня мой игрушечный пистолет, о котором я со страха позабыл.

Вот тут‑то меня накрыла очередная волна жара, охватившая не только уши и лицо, но и все тело целиком. На мгновение мне показалось, что меня сунули в раскаленную печь, да так что на висках у меня выступили капельки пота.

–Знаю, кто про меня слухи пускает. А теперь знаю, кто ты, и кем возможно станешь. Но прежде чем ты уйдешь, послушай меня.

Я хочу тебе кое‑что рассказать, о чем многие знают только по сказкам.

И тогда она рассказала; «что волшебная страна действительно существует и продолжает существовать в наши дни. И что сказки в наш мир принесли путешественники, побывавшие в этой сказочной стране. Она рассказывала, как в облаках, летают крылатые кони, и даже со своими всадниками и также как и у нас, там есть свои времена года осень, зима, весна и лето, только считаются они по‑другому.

А еще, некоторые звери понимают людей, а люди зверей. Есть даже жар‑птицы и они самые настоящие, и действительно часто таскают яблоки из богатых садов, только смотреть на них нельзя ослепнуть можно. Ещё там очень часто встречаются злобные и вредные тролли, а ночами на улицах можно встретить вампиров, там также можно встретить и летающих Львов с птичей головой.

Рассказывала, что там творятся чудеса, которые здесь в диковинку, а волшебство такое же обычное явление как у нас электричество.

Я слушал её сказку как завороженный, она так красиво рассказывала, что я искренно верил, что такая страна существует.

Время пролетело столь стремительно, что я не заметил, как стало смеркаться.

Тут пришла моя мама она долго извинялась за мой поступок и обещала меня наказать.

Старуху как оказалось, звали Пелагеей Петровной, по крайней мере её так называли все взрослые.

После сладких пирожков Пелагеи Петровны, домашний разговор был коротким и болезненным, с использованием отцовского ремня. После этого я больше к её дому даже близко не подходил.

О том, что наши дома будут ломать, а нас всех переселять в новые квартиры, мы услышали от взрослых, когда уже учились в первом классе.

В то время Я ещё не знал хорошо это, или плохо? лично меня все устраивало, в округе я знал всех, даже эпилептика Дениску Стрешникова. Все мы были с одного двора и в школу мы пошли вместе и даже оказались в одном классе.

В это время, из старых домов первыми стали отселять жильцов из самых дальних дворов. Там я никого не знал, и слышал о них только от ребят из нашего класса.

Ребята рассказывали, что едут в новые многоэтажные квартиры, с каменными стенами паровым отоплением, и водопроводом, с горячей водой, а ещё там не было мышей.

Я хорошо помню ту осень, когда недалеко от школы стали появляться первые грузовые машины с открытым кузовом, в которые загружали мебель и прочие домашние добро.

Сначала это было в диковинку, и мы часто бегали смотреть на очередного счастливчика, выезжавшего из старого дома. Потом их становилось все больше и больше. Из нашего класса сначала уехала девочка Маша, обожавшая хомячков, и гордилась своим хомяком «Павкой».

Потом «толстяк» Дима, который все время пыхтел как паровоз и говорил, что он самый сильный и может прихлопнуть кого угодно одной рукой.

Я с ним однажды даже подрался из‑за подстроенной им гадости, когда ходили на экскурсию в парк Сокольники.

Как бы он там не кричал на меня что я «гад и хиляк», но я его все равно побил. Его спасла от полного поражения только наша учительница Марина Петровна.

После этого Димка даже близко ко мне не подходил, боялся, наверное?

Когда я возвращался из школы с синяком под глазом и разбитой губой, дома меня ждал сюрприз, прямо перед крыльцом возвышалась огромная гора сваленных в кучу переломанных бревен с облезшей синей краской, и кучей досок, от которых воняло кошками и грызунами.

При виде моих боевых ран, мама нахмурилась, а папа улыбнулся, и сказал, что я молодец, и мы стали таскать дрова и укладывать их в дровяной сарай.

Они с нашим соседом дядей Вовой сначала пилили дрова нам, а потом, приняв «по *стопарику», отправились пилить дрова уже к дяде Вове.

Причем про домашнюю работу он даже не спросил, за что я был ему благодарен, очень не хотелось решать задачку про гусей и уток.

А раз не спрашивают, значит, может обойтись и без неё.

Вот только мама про неё вспомнила и вместо того, что бы идти спать мне пришлось выяснять, почему из пяти гусей и пяти уток двое из них решили улететь. А одного гуся потянуло на берег.

Я проклял все на свете, пыхтел, скрипел, но делал эту дурацкую задачу. Зачем кому то знать, сколько гусей сидели на озере, и сколько уток туда прилетело или улетело потом.

*Стопарик, Стопка (небольшой стаканчик для спиртных напитков емкостью 25‑100 миллилитров).

Ближе к зиме переселение поутихло, не совсем конечно, но количество машин сильно уменьшилось.

Делалось это медленно, и поэтому часть выселенных домов просто растаскивалась на дрова, теми, кто еще не переселился.

Мы тоже возили доски бревна от старых домов и распилив на короткие чурбаки укладывали в дровяной сарай.

 

Когда я перешёл в третий класс, наш район сильно поубавился. Люди выезжали из старых деревянных домов, в новые районы, но наши дома сносить не торопились.

 

Нехороший дом

 

По разговорам наши пятнадцать домов шли в последнюю очередь и собирались ломать их только через год или два, когда среди оставшихся жильцов района разошлась новость, что Бабка Пелагея умерла.

А после её смерти в её доме поселилась….. «нечистая сила».

Эта новость, разносилась со скоростью ветра. Многие видели, как в дом Пелагеи входили разные подозрительные личности и не выходили, или наоборот выходили совершенно чужие и незнакомые люди в странной одежде и куда‑то уходили, потом вновь возвращались в дом и больше их не видели.

Дома в округе уже были практически выселенными и там часто бывали люди, которые собирали доски для растопки печей или «Кладоискатели».