«Старое зеркало».

Комната наполнилась жёлтым, дрожащим светом, заставив вновь заиграть теням свой странный танец, а сказочным зверям вновь заплясать на золоченой раме.

Я слышал от взрослых, что когда человек умирает, в его доме занавешивают зеркала.

Честно говоря, мне было непонятно зачем?

Взрослые конечно пытались объяснить, что это для того, что бы душа человека в момент смерти, не могла попасть на ту сторону зеркала, и не отражалась в зеркале после его смерти, и не пугала родных.

Я в это не верил, но и не спорил, взрослые почему‑то всегда знают больше детей, и меня это страшно злило. Ну почему нельзя все делать так, как хочется, а не так, как велят.

Прочихавшись окончательно, я поднял глаза и осмотрелся.

Я сидел на грязном полу на грязной тряпке весь перемазанной пылью одежде; «Вот чёрт! опять отругают за то, что перемазался, только сегодня всё чистое одел».

Комната освещалась дрожащим жёлтым светом, играя бликами на зеркальной поверхности и переливаясь, отражалась от света свечи искорками на резьбе золочёной рамы.

Поднявшись на ноги, отпихнул пыльную тряпку, в сторону отряхнулся и посмотрел на себя в зеркало, вид у меня был забавный. Взяв в руку свой подсвечник, я продолжил изучение узорчатой рамы. Насколько мне хватало роста, я разглядывал, и проводил рукой по изображениям золотой рамы, испытывая удивительно приятные ощущения.

Это было так странно, но словно какая‑то неведомая сила меня тянула к этому зеркалу, я не удержался и коснулся стекла, и мне в какой‑то момент даже показалось, что моя рука прошла сквозь него, а само стекло, засветилось едва заметным голубым светом исходящим от моих пальцев. Я отдернул руку назад и посмотрел на неё.

Рука как рука ничего странного с ней не случилось, даже ссадина на том же пальце, что была вчера.

Это странное чувство как появилось, так и пропало.

«Вот чертовщина какая‑то», вырвалось у меня с языка, когда я убрал свою руку с поверхности холодного зеркала. Постояв с минуту пытаясь разобраться с ощущениями снова посмотрел на зеркало.

Вновь коснулся его поверхности, когда почувствовал кончиками пальцев прохладу от стекла, растекающуюся по всему телу, путая мысли и ощущения.

Поверхность зеркала вновь засветилась странным приятным голубоватым светом, каким‑то очаровывающим меня и манящим.

Под моей ногой скрипнула половая доска, напугав меня. Неприятный морозец пробежал по спине и ногам.

Вот тут‑то я и увидел, что в моем отражении что‑то не то, подсвечник вроде тот. Свечки вроде тоже те, а вот одежда? Одежда не та, длинная как плащ совершенно черная и с какой‑то цепочкой на шее, на которой висело тоже что‑то не понятное.

Я хотел подойти поближе к зеркалу, что бы разглядеть, «Что это? игра света и тени или какой‑то обман зрения?»

Вспышка молнии и внезапный раскат грома, грохнувший прямо над крышей дома заставил содрогнуться даже стенам, в отраженном за спиной окне посыпались искры.

–Мамочка родная, молния в дом попала!

С полок что‑то посыпалось и со звоном разбилось.

–Тикать надо из этого дома! К чёрту ЗИМ! к черту конфеты! домой и только домой! – я резко развернулся на месте, и шагнул в сторону двери, но сброшенная мной с зеркала, серая пыльная тряпка, зацепилась за ногу, а гадкая скрипучая половица оказалась подгнившей и проломилась под моим весом. Я беспомощно взмахнул руками, хватаясь за воздух, теряя равновесие, повалился в сторону зеркала.

«Черт!» вырвалось у меня, почувствовав, как заваливаюсь назад, сжавшись в комок готовый принять на себя дождь осколков из битого стекла.

Но вместо твердой поверхности зеркала, я почувствовал, что падаю в пустоту. Я в ужасе попытался за что‑нибудь уцепиться, но вместо этого мне под руку попалась только тряпка, которая падала вместе со мной, а прямо перед лицом пролетел подсвечник с горящими, как ни в чем не бывало свечками, который я выронил, когда только начал падать.

Меня охватил такой озноб, словно меня скинули в прорубь с ледяной водой, скинув ту да же тряпку от зеркала и подсвечник со свечками.

Я барахтался в воздухе, не понимая, что со мной происходит, а моё падение в неведомую бездну все продолжалось и продолжалось, оно было столь стремительным, что меня охватила паника, от, которой у меня всё плыло в глазах.

Такое я ощущал разве что во сне, но я твердо знал, что я не сплю, и от этого мене стало еще страшнее.

Через мгновение, моё ощущение переменилось, превратившись в нечто нереальное, такое, будто это происходит не со мной, а с кем‑то другим. Я даже подумал, может я случайно уснул и не заметил как? А потом меня вытолкнули из этой пустоты, отшвырнув от зеркала метра на полтора.

И прежде чем я опомнился, перед глазами промелькнула золотая рама, и я отлетел от зеркала на пол. Подсвечник звонко ударился обо что‑то металлическое, а свечи потухли и, рассыпались по полу.

Но вместо твердого пола, я почувствовал, что упал на кучу каких‑то тряпок.

«Я упал на это дурацкое покрывало?»– подумал я.

–Ах, чтоб у тебя конопушки повыскакивали!– выругался я, и попытался сесть, поудобнее, чтобы распутать свои ноги от покрывала, как оно внезапно зашевелилась, и пискнуло.

Внутри меня всё похолодело.

Я отпрянул в сторону, когда эта тряпка обрела силу и столкнула меня с себя на жёсткий пол, и громко крикнула; «Слезь с меня! Псих ненормальный!»– заставив меня «остолбенеть», голос был явно мальчишеский.

Я отполз подальше, наблюдая за шевелящейся кучей тряпья, растерянно смотря на кувыркавшуюся перед зеркалом тряпку, судорожно шаря рукой по полу, ища либо свечку, либо отцовский топор, в зависимости, что попадется первым, ведь в комнате не должно было быть некого, кроме меня.

При отблесках молнии пробивающейся сквозь окно я видел, что лежу на том же самом месте возле того же самого зеркала в позолоченной раме. А рядом поднимается покрывало.

Я нащупал свечу, вытащил спичечный коробок и дрожащими руками стал чиркать спичку, но не то спички попадались плохие, не то что‑то еще, но с четвертой попытки, у меня в руке забился маленький дрожащий огонёк. Громкий хлопок падающей тряпки обдал меня облаком пыли, мой нос нестерпимо защекотало, и я громко расчихался, едва не затушив свою собственную свечу.

Вторя моему чиху, чихал и тот самый мальчишеский голос.

Когда, наконец, прочихавшись, я смог поднять глаза в сторону живого покрывала я так и застыл с приоткрытым ртом, готовый к очередному чиху.

В клубах оседающей пыли с одинокой свечкой в руках прямо передо мной сидело моё отражение.

–Ап‑чхи! Ой!– вырвалось у меня, и как только смог поднять глаза от непроизвольного чиха, и уставился на своё отражение, но уже вне зеркала, не сводя с него глаз.

–Ой! это зеркало распилило меня пополам?! – вырвалось у меня с губ, держа в одной руке свечу, а другой ощупывать себя всё еще сидя на холодном полу.

«Вроде все цело» подумал я, и руки, и ноги, да и моя голова вроде тоже на месте.