Судьбы людские. А что скажут люди?

– Ты, Архип, не подходи ко мне, я тебе все сказала и давай разойдемся по‑хорошему, по‑людски.

Она отряхнула с одежды сухие травинки сена и начала собирать остатки пищи, складывая их в платок.

– Спасибо тебе, Архип, что помог, я рассчитаюсь с тобой за работу. Мне пора, – уже более спокойно закончила она трудный для себя разговор.

Архип, обескураженный и растерянный, продолжал сидеть у копны, он не ожидал такой решительности от Маланьи, но понял, что будет так, как она сказала. Он поднялся, когда Маланья уже почти вышла да дорогу, что вела с болота. В тишине, что стояла над болотом, за Маланьей и Архипом наблюдало несколько пар глаз.

– Потеряла всякий стыд, внук уже растет, а она, бесстыжая, за мужиками бегает, на поле с Архипом милуется, – слышался приглушенный шепоток.

Опять подбежала к забору Маланьи Нюра и кричала на всю мощь своего голоса:

– Бесстыжая ты и дочка твоя такая же, свадьба то была, может, месяцев шесть назад, а твоя меньшая уже родила. Совести у тебя нет никакой! Маланья молча с улыбкой стояла в своем дворе, и, казалось, с удивлением и радостью слушала грозные слова, которые летели через забор Архипа. Она тихо, больше защищая дочь, сказала, что Даша родила чуть раньше срока, почти через восемь месяцев после свадьбы. Спокойствие и равнодушие Маланьи окончательно вывели из равновесия Нюру, и та уже не кричала, а перешла на визг, от которого у соседей начался переполох. Много сил и здоровья забрал у Маланьи тогда тот крик жены Архипа, но он и успокоил людей, меньше стало разговоров о ней и Архипе, затихать стали даже самые злые языки в Макарах. Порой можно было даже слышать: «Да не бреши уже ты так про Маланью!». Поддержала такое мнение и Вера Павловна.

Только Маланью стало подводить здоровье: руки стали побаливать (попробуй потягай столько ведер да напои столько телят!). Была у Маланьи и большая радость: часто приезжала в деревню с Родькой Даша, тогда она преображалась, молодела лет на двадцать сразу. Но была у нее грусть и печаль о дочери Гапке.

Как‑то в конце зимы прислала Даша письмо и очень просила в нем Гапку приехать к ней на неделю помочь в ее каких‑то делах. Гапка отказывалась, понимая, что матери придется досматривать два стада телят, но Маланья настояла. Приехала Гапка домой с радостной вестью, у Даши скоро будет еще один ребеночек. Маланья уже второй день ходила на работу с температурой, весть обрадовала ее, и она будто почувствовала себя лучше, но на утро снова не смогла идти на работу. А через четыре дня ее увезли в районную больницу. Увезли навсегда.

 

Глава вторая

 

 

1

 

Утром после заседания правления колхоза, которое кратко называли в деревне наряд, председатель попросил парторга Гаврила Демьяновича задержаться. Ефим Иванович уважал своего партийного заместителя, хотя тот был значительного его моложе. И если тот вот так просил остаться, значит, дело было деликатное. Так оно и получилось. Председатель вчера вернулся из района, где проводили совещание перед косовицей, а уже после к Ефиму Ивановичу подошел начальник районной милиции. Кругленький, но удивительно быстрый и располагающий к себе человек. Как‑то у Ефима Ивановича на этот счет промелькнула крамольная мысль: «Ему бы попом быть, приход был бы самым богатым».

Вот и сейчас начальник милиции взял Ефима Ивановича своей пухленькой ладонью под локоть и отвел к окну, на ходу объясняя, как он ее назвал, небольшую закавыку. В район прислали на поселение несколько отсидевших срок осужденных. Это для нашего района дело новое, и одного было предложено направить к тебе в деревню. Тут начальник милиции так расписал в красках, почему надо было отправить одного из зеков в их колхоз, что Ефиму Ивановичу пришлось согласиться принять его. Перевоспитание – дело хорошее, только где этот человек будет жить в деревне? Его ведь никто к себе на постой ни за какие деньги взять не согласится, и правильно сделает. Можно было бы того «поселенца» на день‑другой поселить в сторожке возле фермы, она пустует сейчас, и кровать там есть, и печь есть. Но надолго там нельзя оставлять такого человека одного, да и где ему продукты брать? Да что там продукты, скоро появятся друзья‑товарищи и станет сторожка местом встреч выпивох. Так говорил председатель колхоза. Потом напрямую спросил парторга о его мыслях на этот счет.

Гаврил Демьянович хорошо знал жителей деревни и соглашался, что найти человека, который бы взял отсидевшего срок человека на постой, будет непросто. Да и что тут говорить, надо думать, как сделать, чтобы он не только жил, но и находился в надежных руках. Ефим Иванович подал парторгу листок бумаги с краткой характеристикой на нового поселенца их деревни.

– Да, ну и кадр! – прочитав, произнес Гаврил Демьянович.

И, задумавшись, добавил:

– А знаешь, Ефим, есть положительное в нем, что он не женат, вот бы ему вдову найти, может, какая бы и согласилась…

Ефим Иванович встал, закурил «Беломор‑канал» и стал ходить по кабинету. Он в памяти перебирал одиноких женщин, что проживали в их колхозе, то же делал и парторг, причесывая правой рукой волосы (такая у него была привычка, когда напряженно думал). Они уже прошли не по одному кругу, но остановиться на каком‑то женском имени не могли. Ефим Иванович подошел к столу и, погасив папиросу, уже собирался сказать, что надо придумать что‑то более подходящее, как парторг вспомнил, о чем несколько дней назад просил директор школы председателя колхоза:

– Просил он в школу техничку, но такую, не очень пожилую и спокойную, с детьми чтобы умела ладить. Я ему тогда в шутку ответил, мол, еще и с высшим образованием! Директор на эти слова, похоже, обиделся.

Ефим Иванович чему‑то громко рассмеялся:

– А что если нам, Ефим Иванович, на этом злую шутку не разыграть, а условие поставить: хочешь техничкой в школу, бери постояльца?

– Ну, ты, Демьянович, и коряга, – это было любимое слово председателя, оно могло выражать и страшное ругательство, и высочайшую похвалу, нужно было только уловить интонацию.

Эти слова парторга вернули председателя на несколько дней назад, когда он был на ферме у телятниц и встретил там Гапку. Она считалась лучшей телятницей не только в их колхозе, но и в районе, ей удавалось выхаживать даже самых слабеньких родившихся телят. Ухаживала она за ними, как за детьми мать, а при встрече вдруг заявила, что хочет перейти на другую работу. Ефим Иванович тогда выслушал ее молча и пообещал подумать. Вот сейчас предложение парторга поставило все на свои места. Председатель заулыбался и начал собираться.

– Ты, Демьянович, поговори с Агафьей Федоровной, нашей телятницей, она просилась перевести ее на другую работу. А я поехал, посмотрю, где будем начинать косить. Да надо подумать, может, воскресник организуем, пока погода стоит, – председатель, открывая дверь, уже спрашивал, куда подевался водитель газика.

В тот же вечер перед сном Ефим Иванович высказал свое предположение жене поселить постояльца у Гапки, то есть у Агафьи‑телятницы. Вера Павловна приподняла голову и с удивлением посмотрела на мужа: