Судьбы людские. А что скажут люди?

Вначале ей показалось, что зовут кого‑то другого, ей незнакомого, ее никто так не называл на ферме. Разве что в районе, когда собирали передовиков, да на собраниях в клубе, когда вручали вымпел лучшей телятнице. А обычно ее звали Гапка, редко Гапа (это женщины постарше ее так величали, высказывая ей свое уважение). Она остановилась и увидела подходившего к ней заместителя председателя колхоза, парторга, как его называли за глаза деревенские. Гаврил Демьянович, увидев Гапку, был поражен ее видом. Перед ним стояла пожилая женщина, неряшливо одетая, из‑под повязанного на голове платка выпала прядь волос, которые ему показались давно не мытыми и непричесанными. Он даже на секунду забыл, о чем хотел поговорить с этой женщиной, отогнал от себя возникшие мысли и, как бы оправдываясь, спросил, не желает ли Агафья Федоровна сменить работу. Ее ценят здесь на ферме, но ответственные люди нужны и на другой работе, например, техничкой в школе. Но при этом будет и небольшая «нагрузка» к должности: надо будет взять к себе постояльца,

– Я не настаиваю, Агафья Федоровна, вы подумайте хорошенько, а потом передадите свой ответ, – скороговоркой выпалил парторг казенные слова и заспешил со двора. Гаврил Демьянович никак не мог успокоиться от произведенного Гапкой впечатления. Неужели у нее есть что‑нибудь женское или бабское, какая‑то она неряшливая, увидишь такую, от нее будешь бежать без оглядки до самой Москвы.

«Не согласится жить у нее этот зек», – окончательно подвел итог встречи с телятницей парторг.

А Гапка, услышав такое предложение, вначале не поверила сказанному. Ей предлагают стать техничкой, но надо взять на постой какого‑то постояльца. У нее второй раз екнуло сердце, и она даже ощутила в нем боль. Мгновенно связала воедино постояльца и маленького хлопчика, ее охватил жар, и она стала задыхаться. Мне бы кашлянуть, и это пройдет, только бы кашлянуть – и стану дышать, – стучало в голове у Гапки. Она двумя руками держалась за забор и с облегчением вдыхала свежий воздух, проходил жар, только оставалась слабость в ногах. Мысли у нее путались, набегали одна на другую: ах, да, постоялец и маленький мальчик, постоялец и мой ребенок… Тут Гапка ощутила, что она может двигаться, слабость в ногах прошла, и она заспешила домой.

На следующий день на ферме она узнала, что в деревню привезли на поселение мужчину, который отсидел то ли десять, то ли пятнадцать лет в тюрьме, и сейчас председатель ищет, кто бы его взял к себе на постой. Разговоры заканчивались руганью районных руководителей: кто возьмет к себе в дом бандита?! Гапке хотелось подойти и сказать, что она согласна его взять, и она пойдет и скажет об этом председателю. Она уже представляла, как все замолчат от такой ее смелости. Был у Гапки и страх: а вдруг это настоящий бандит, возьмет ее, тайно унесет и бросит в болото? «Нет, сразу узнают, арестуют и отправят обратно в тюрьму», – успокаивала себя Гапка.

Была объявлена еще одна новость: в воскресенье будет воскресник, и всем после дойки и кормления телят надо идти на покосы. Такое дело для Гапки было привычным, и она с радостью приняла такую новость, а вечером узнала, что того зека временно определили в сторожке возле фермы. Удивительно, но многие захотели пройти мимо сторожки, полюбопытствовать. Следующие два дня только и было разговоров, что о новом жителе их деревни. Одни выказывали сочувствие к постояльцу, другие требовали его отправить к начальникам из района, и пусть они там его воспитывают. Выяснилось, что это еще довольно молодой мужчина, крепкий, среднего роста, и так ничего себе. «Фестовый мужчина», – сказала бойкая на язык доярка Фрося и весело засмеялась. А ее напарница, мать двойняшек Маша, сразу набросилась на нее со словами: «Чего ты ржешь, бесстыдница, одни мужики у тебя на уме, гнать его отсюда надо, дети будут бояться сюда ходить!»

В воскресенье Гапка достала из шкафа все чистое и светлое: она, как и все деревенские, на уборку сена одевалась просто, но опрятно. Она подошла к зеркалу, что делала крайне редко, разве только когда надо было выдавить прыщ, и посмотрела на себя. Ее смутили искорки в глазах, они выдавали ее состояние и желания, но Гапка чуть взлохматила волосы и успокоилась. На сенокос вышла практически вся деревня, был здесь и постоялец, он‑то и привлекал внимание всех. Он встал в шеренгу с косарями, чернявый, плотный, в светлой рубашке с длинными рукавами, не заправленной в брюки. В его теле чувствовалась сила и удаль, он никого не смущался и вел себя так, как будто жил в этой деревне всю жизнь и все ему здесь знакомо.

Гапка оказалась в стайке более молодых женщин, которые ворочали покосы травы, скошенной день назад, и надо было ее подсушить. Они трудились недалеко от косарей, которые выстроились в шеренгу и заходили уже на второй круг. Выяснилось, что поселенца зовут Стас, он в шеренге, как подсчитала Гапка, был пятым, отошел чуть назад, положил на покос косу и снял рубашку, оставшись в майке. На покосе возникла тишина, все уставились на этого непонятного человека. А смотреть было на что: руки и плечи были все в наколках, наколки уходили под майку. Он взял косу и встал в шеренгу.

 

Конец ознакомительного фрагмента