Свет твоих глаз

Скворцов приблизился, забрал сервировочный столик, принялся разбирать остатки моей трапезы. Молоко – в холодильник. Чашку и блюдца – в посудомоечную машину. Я внимательно наблюдала за ним, поэтому заметила, что и на предметы мужчина не смотрел впрямую. Все время – искоса. И еще ему не всегда удавалось сразу взять в руку нужный предмет. Пару раз он промахивался и ловил воздух.

Что за черт? Он же не слепой, это точно!

– Эдуард Евдокимович, – я вернулась к разговору. – Все, что случилось – это череда нелепых совпадений и случайностей. Мы с вами оба стали жертвами стечения обстоятельств. Если вы откажете мне в месте домработницы – я пойму. Но, пожалуйста, не вынуждайте меня добиваться расторжения контракта на суррогатное материнство через суд! Давайте все решим сами!

Я очень хотела быть убедительной. Кажется, даже перестаралась и почти сбилась на умоляющий тон.

– Случайностей не бывает. – Скворцов протер столик, откатил его к окну, и так и остался стоять там, прислонившись пятой точкой к подоконнику. – Вероника, вы – молодая женщина. Среди ваших документов я обнаружил санкнижку. Судя по записям в ней, вы абсолютно здоровы. Пока вы… отдыхали, я успел подумать и решил предложить вам переходный вариант.

– Это как? – я устала стоять, подпирая дверной косяк, прошла в кухонную зону и уселась возле обеденного стола. – От чего и к чему мы будем переходить?

– Вы претендовали на вакансию помощницы по хозяйству с проживанием…

– Да.

– Из этого я делаю предположение, что жить вам негде. – Эдуард вопросительно приподнял бровь.

– Да. – Отрицать не имело смысла.

Идти мне и правда было некуда. Свое единственное жилье – мамину однокомнатную квартиру в бараке, подлежащем сносу, я продала за бесценок. От бывшего мужа мне достался только фольксваген жук, и тот не новый. Его я тоже продала перед отъездом из родного города.

– Вот видите, – Скворцов устало вздохнул. Похоже, разговор ему давался не легче, чем мне. – Оставайтесь здесь. Я готов нанять вас в качестве домработницы и дать оплачиваемый испытательный срок длительностью в две недели. За это время вы успокоитесь, подумаете и решите, стоит ли обращаться в суд, чтобы расторгнуть контракт на суррогатное материнство.

– Значит, вы не откажетесь от него? – я не выдержала, встала, прошлась по гостиной, заставляя себя дышать ровно и не срываться на крик. – Откуда такая жестокость? Вы понимаете, что я буду ненавидеть вас все это время?!

– Богатых людей всегда кто‑то ненавидит. Зато я смогу быть уверенным в том, что вы не строите планов, как выйти за меня замуж.

Он это серьезно?!

Я уставилась на Скворцова во все глаза. Его лицо сохраняло мрачную неподвижность. Не было похоже, чтобы он шутил. У меня голова пошла кругом от ощущения нереальности происходящего.

– Вы… очень странный человек, Эдуард Евдокимович. Я вас не понимаю. – Признание вырвалось раньше, чем я успела подумать, стоит ли его озвучивать.

– Я и не рассчитывал, что вы поймете. – Теперь в голосе мужчины мне послышалась тайная горечь. И мне вдруг очень захотелось понять его!

Счастливым Эдуард Скворцов не выглядел, хотя жил в шикарных хоромах и явно не бедствовал. Я передернула плечами, скидывая напряжение: зачем мне чужие печали? Своих, что ли, мало?

– Почему две недели? – переспросила, просто чтобы потянуть время.

Предложение Скворцова было… милосердным. За полмесяца у меня будет шанс снять скромное жилье в Яснодаре и найти другую работу.

– Через две недели вернутся мои родители. – Мужчина опустился на корточки, начал поглаживать Найджела, который присел у его ног. – Мама сможет заняться поисками новой домработницы.

Странно! Что ему мешает самостоятельно подыскать новую кандидатуру?  Впрочем, мне это и правда на руку. Разумеется, на суррогатное материнство я не соглашусь, но скажу об этом через две недели. А пока пусть Скворцов считает, что я согласилась подумать.

– Хорошо. Вы меня убедили, – кивнула согласно, хотя Эдуард смотрел не на меня, а на своего пса. – Вернемся к этому разговору через две недели. А пока давайте я что‑нибудь приготовлю на ужин?

 

4. Эдуард. Новые договоренности

 

 

Мама Вика рассказывала, что в детстве я никогда не мог пройти мимо брошенных котят и щенят, выпавших из гнезда птенцов и прочей беспомощной живности. Поэтому в нашем доме то и дело появлялись разные зверушки, которых мы с мамой Викой, а потом и с младшим братом кормили, растили, выхаживали, чтобы после пристроить в добрые руки или выпустить на волю – как в случае с галчатами.

Казалось бы, теперь, в тридцать два года, мне пора было уже поумнеть и избавиться от этой привычки. Однако совсем недавно, около трех месяцев назад, я приобрел трехногого лабрадора. Теперь же собирался совершить что‑то вообще невероятное: приютить девушку, которая попала в беду.

То, что попала – сомневаться не приходилось. Ну не поедет человек, у которого все хорошо, через пол страны с Урала в Яснодар, чтобы устроиться домработницей! Останется там, где семья, друзья, люди, с которыми работал и приятельствовал. Где знает, как все устроено, куда бежать и кому звонить в случае неприятностей.

А еще не будет женщину, у которой все хорошо, разрывать от страха, горя и отчаяния всего лишь по той причине, что ей предложили суррогатное материнство. Вероника на мысли о беременности и материнстве среагировала слишком бурно. Но при этом подтвердила, что здорова и при желании могла бы родить. Ну, и как это понимать?

И да, я помню, что среди моих ровесников популярно движение чайлдфри. Тех, кто не считает рождение ребенка высшей целью и обязательным этапом жизни. Вот только Вероника к ним явно никакого отношения не имеет.

Ох, удружила мама Вика! Нашла, называется, помощницу по хозяйству.

По‑хорошему, следовало бы и в самом деле порвать случайно подписанный договор и выставить Веронику вон из своего дома. А потом позвонить Аделаиде Павловне – своей бессменной секретарше, сорокавосьмилетней красивой и мудрой женщине, и попросить ее найти мне новую домработницу.

Вот только… рука не поднялась так поступить.

Вероника показалась мне искренней и открытой. А к своим тридцати двум я научился это ценить, особенно в женщинах. А еще она казалась потерянной, ослабленной и слишком худенькой. Хотелось отогреть ее, откормить, как бездомного котенка. Поэтому я нашел повод, чтобы удержать девчонку при себе: предложил испытательный срок и время подумать насчет контракта. По тому, с каким облегчением она согласилась, понял, что угадал.