Танцы с чужим котом. Странный Водолей
Неба не будет, ура. Собрались. Вместе мы, новенький командировочный Виталик пришел, приехав неделю назад к нам работать. Вот комната, стены и стол, стулья, кровать. Вместе мы, и гор как не бывало. Нет ни тумана в окне, ни реки, ни холодного озера взгляда. Нет ничего. Мы, как мы. Мы – одни. Пофыркав, Диана – насморк, наверно, – сказала, что хочет пойти отдохнуть. Шар, ошалев от длиннющих пробежек, – он снизу сегодня поднялся пешком, – водки попив, сделался жарким конем. Пусть без копыт, но ножкой шаркнет на месте, глазом косящим абстрактную даль обведет и скажет: «Други, я глуп… я – нечестен… я счастье свое потерял». И заплачет, конечно, лишь в мыслях. А мы помолчим, поглядим на него, плечами пожмем, конечно, лишь в мыслях. И скажем: «Ну что ты. И так всё в царствии нашем спокойно. Воруют умеренно, пьют незаметно, поют. Поют по ночам, естественно, днем на работе не пьют, не работают, даже, похоже, не спят».
Шар. Ну, это, положим, кто как.
Валя. Положим. Как кто?
Шар. Как самым последним бомжам, нам приходится туго. И цели, и цацки – всё всмятку, и выхода нет.
Валя. Ну, скажешь.
Шар. Неужто неясно. Я – прав.
Валя. Да ладно, что тебе не по нраву?
Шар. Да всё. Где у нас достиженья? Где научного дела полет? Да просто всё валится, всё в негодность стремится. И с каждой минутой всё ближе фиаско любви.
В а с и л и й Фиаско уж тут М… да. Это дело средней глупости. () Выход есть. (муж Дианы. В сторону). (как бы себе). Обращаясь к Шару
Валя. Ну‑ну.
Шар. Ты же знаешь, жена в психушке, полгода как. Хорошо. А где справедливость? Конь наш железный кому достается порой? А… Понял, да? А народ в ничтожество впал – не бунтует, пешком, если надо, бежит, на коня не надеясь. Да, знаешь, и харч, да, и харч он ворует. (Обращаясь к Васе.) Пауза.
Постепенно расходятся. Разговаривают трое. Василий сидит молча, рядом с дверью. Я помалкиваю.
В и т а л и к. Кто ОН?
Шар. Кто. Да все тот же. Серафимович.
В и т а л и к. Так нужно смотреть.
Шар. Кому это «нужно»?
В и т а л и к. Конечно, тебе.
Шар. Мне? Мне некогда, да и нет полномочий… А с бычком. Ну, позор. Валя, Валя, барашек ты наш ж е р т в е н ы й. Александров, житель туристского рая на 200 метров ниже нашего ада, беднягу‑бычка поймал, сожрал, а на тебя повесили. Тебе что, охота в безденежье вечно? Сколько в месяц от зарплаты?
Валя. ) Да много. А что делать? (Качает головой
Шар. Что! Серафимовича вон, и тебя в серафимскую должность назначить.
Валя. Прожектёр. Гуманоид. В утопию влипнешь.
Шар. А ты в топком болоте увязнешь. Конечно, это у кого как. У меня, например, так. Первыми уходят имена. Слова еще держатся, но из последних сил.
В и т а л и к. Деменуэнция.
Шар. ( Наверно. Надо спешить, иначе всё, что ты прожил, всё, пока ещё сногсшибательно интересное, превратится в хрустящую пыль на зубах. Отмахиваясь.)
В и т а л и к. ( Близкие и знакомые будут только таращить на тебя глаза и не скажут ни слова. Одним словом, вся твоя жизнь, как кошачий хвост, облысеет и сделается неприглядным. подхватывая тему.)
Вася. Хвостатые глупости твои – фигня. Когда учились, был хвостатым, таким и остался. То, что там в воздухе носится, в просторах степных растворяясь, здесь, в капле, виднее. Гляди без выдумок. Некуда деться от горстки своих. Всё известно, что будет, что было, что есть… Поняли?
Шар. Неа.
Шар, про себя ругнувшись, уходит. Валя следом за ним. В комнате остаются Артур, я и два астронома Виталик и Василий. Мне в этом разговоре просто нет места. Я слушаю.
В и т а л и к. Видели вы летающих муравьев? Я расскажу. Большие муравьи организуют себе маленькие крылышки и летают. Крылья у них не всегда, а только в определенный период их жизни, то ли в пубертатный, то ли в предсмертный.
В а с и л и й. Ты, что, по муравьям соскучился?
В и т а л и к. Наверно. И еще по другой животине. Вот послушай, я жене написал.
В а с и л и й. Командировочные обычно писем не пишут.
В и т а л и к. Это почему?
В а с я. Некогда им, да и живут они здесь не долго.
В и т а л и к. Знаешь, чего не хватает вам, постоянным жителям?
В а с и л и й. ( Нам? Улыбаясь).
В и т а л и к. Помнишь в библии про людей не горячих, не холодных. Чувство отсутствия чувств – вот заноза. Это не печально, не весело, – никак. Вот и живем в никак. (В пустоту приплывает вражда. Да я, может, письмо и не отправлю. Как здесь отправишь? Василий пожимает плечами). (Пауза)
В а с я. Просто. Вышел из дома со своей бумажкой, руку поднял и выпустил бумажку, если никому у нас не понадобится, то обязательно долетит.
В и т а л и к. Не издевайся… Я про муравьев.
В а с я. Загнул ты про библию. Хотя… Все люди врут, но каждый по‑своему. Один врет упоенно, так что сам не замечает, где ложь, где правда. Второй вообще никогда не сталкивался с правдой, он живет в придуманном мире. (пауза) Вот наш Артур, посмотри на него…
А р т у р. Язык показать? Или животик?
…мужик грубый и в своем праве, кажется, зачем ему врать. Ан нет, он врет так искусно, что веришь ему на сто процентов – артист. (Артур гордо выпрямляется, но тут же снова уходит в себя). Два полюса, артист – зануда. Общее у них то, что они не понимают, что врут. Первый считает, что он красиво говорит и по‑другому нельзя. Второй говорит одно и то же так долго, что сам не узнает того, что говорит. (Пауза).
В и т а л и к. Да, так вот про муравьев. Про летающих. Возьмем людей. Они бывают умными тоже не всегда, а в определенные периоды. Думаю, это с крыльями связано.
В а с я. Про людей лучше не говори.
В и т а л и к. Так и все млекопитающие, так же. Бегемот, наверняка, тоже летает, только один‑два дня за всю жизнь. Полетает и снова в теплую лужу, согрелся и забыл, что летал.
В а с я. А у людей по‑другому? (чуть‑чуть завелся.)
В и т а л и к. У нас, у людей, крылья по графику. Зачешется спина, почешешь, забудешь. А крылья уже готовы, но не всякий сообразит, что уже можно лететь. Сидит, чешется, а когда подарок дойдет до сознанья, крылья уже пересохли и никуда не годятся.
