Тауэрэл. Заложница Воронов
Внезапно, всё встало на свои места. Его отрешённость, его безучастность, и разумеется, усталость в его взгляде. За столетия, прожитые на этом свете, бессмертие стало проклятьем для существа, которым он без сомнения являлся. Его умение предугадать её мысли, по одному мимолётному изгибу бровей не было талантом, а скорее приобретённым навыком, отточенным за годы общения с людьми.
– Моя очередь. – вкрадчиво сказал он, подавая ей кружку с отваром. – Какова была ваша должность при дворе?
– Компаньонка. – неосознанно выдохнула девушка, всё ещё пребывая в шоке от его признания.
– Чья?
– Милы…
– И вы скучаете по ней, не так ли?
– Да…
– Мне очень жаль.
Странно, но почему‑то Эллиане показалось, что в его словах промелькнули искренность и малая толика боли. Словно он понимал что она чувствует. Подтверждением тому, также стало мимолётное прикосновение к её руке. Короткое, но ободрительное.
– Пейте. – почти ласково, напомнил он ей.
Отвар был как нельзя кстати, потому что в горле внезапно пересохло. Она жадно пригубила тёплую горьковатую жидкость и осушила кружку всего несколькими глотками.
– Есть ли у вас ещё вопросы ко мне, леди Эллиана?
Тех был миллион. Только вот они были так перемешаны, что озвучить хоть один из них, стало тяжёлым испытанием. Сдвинув брови, она постаралась найти хоть один подходящий, и спустя несколько мгновений ей это удалось:
– Значит вы были монахом в ордене Солнца?
– Что‑то вроде того.
– В смысле?
– Я был в первую очередь лекарем. Мой сан в монастыре имел второстепенное значение.
– Так вот откуда вы знаете как сращивать сломанные кости…
– Вы снова правы, миледи.
– Вы чуть не убили людей в лесу. Разве монахи, хоть и бывшие, не должны быть милосердны?
– Милосердие… – ухмыльнулся он. – Милосердие – очень странная вещь, леди Эллиана. Я всё ещё жду последствий вашего.
Она совершенно не понимала, о чём он говорит. Разве книги и истории о героях, не учат прощать и сочувствовать? Милосердие восхвалялось и считалось неотъемлемой частью человечности. Единственным ответом на него могла быть благодарность.
– Что это значит? – озадаченно склонила она голову на бок.
– Только то, что у каждого нашего поступка есть последствия. И нет разницы, будет то хороший поступок или плохой – итог всегда непредсказуем. – пояснил он и немного помолчав добавил. – Когда‑то давно, я проявил громадное милосердие, но ответом на него были отлучение от ордена, название меня предателем и столетья одиночества. Тот сундук, что вызывает в вас столько интереса, является напоминанием о том, что доброта и жертвенность, будут всегда иметь обратную сторону. Странно, что прожив всю свою жизнь среди дворцовых интриг, вы до сих пор этого не поняли.
«Вот оно. Снова сожаление в его голосе».
Но кому оно предназначалось? Ей, или тому человеку, кем он когда‑то был? Потонув в синеве его глаз, Эллиана вздрогнула, когда мужская ладонь коснулась её бока. Пальцы проследили очертание, ещё вчера болевшего, ребра под одеждой и ненадолго задержались под грудью. Уже знакомый трепет прокрался в тело и губы девушки приоткрылись. Она глубоко вздохнула, однако воздух показался тяжёлым и вязким. Казалось, сколько бы она ни дышала, того всё равно не хватало для полноценного вдоха, и лёгкое головокружение стало тому результатом.
Во взгляде Локка что‑то изменилось. Его веки потяжелели, отчего потемневшие глаза теперь возымели некую опасность. Но та мгновенно испарилась, как только он резко отнял свою руку.
– Ваше ребро зажило куда быстрее ноги. – деловито прокомментировал он и поспешил встать с табурета. – Ещё каких‑то пара дней и вы будете абсолютно здоровы.
«И что тогда?» – хотелось ей спросить, но мужчина уже схватился за ручку двери и покинул её.
Как только дверь за ним захлопнулась, Эллиана расслабилась и задышала свободнее. Может её странные ощущения – всего лишь следствия того, что он Древний? Она где‑то читала, что те имели некое воздействие на своё окружение. Оттого‑то, в старые времена, люди и считали их божествами. Одно их присутствие вселяло благоговение в души более слабых существ. Но можно ли было назвать «благоговением», то скребущее, ноющее чувство, что она испытывала? Ответ напрашивался сам собой… но вот озвучить его было слишком стыдно.
7
Димитрий обернулся, заслышав приближающиеся шаги Данте за своей спиной. Молодой человек так сильно запыхался, что испарина выступила на его лбу, а слова превратились в бессвязную кашу звуков и вздохов. Единственное что он понял, так это то, что его состояние было связано с куском пергамента, которым он размахивал у него перед носом.
– Отдышись и попробуй снова. – скрестив руки на груди, приказал Лорд Тауэрэла.
Последовав его совету, Данте упёр руки в бока и сделал несколько глубоких вдохов, после чего выпрямился и принялся объяснять:
– Донесение. Наконец‑то. То, что мы ждали.
С этими словами он протянул пергамент Димитрию и с облегчением запрокинул голову. Прочитав содержимое, тот едва заметно нахмурился и продолжил свой путь по пустынному коридору, шагая так широко, что брату пришлось прибавить ходу, дабы нагнать его.
– Ты ничего не скажешь? – удивился Данте, ровняясь с мужчиной.
– А что ты хочешь услышать? Это не донесение, а издевательство какое‑то. В нём нет ничего интересного или по крайней мере нового.
– Наберись терпения, братец.
– Терпения? – резко остановился тот и смерил молодого человека раздражённым взглядом. – Я очень терпелив. Только вот время терпеть не будет. Послы Милы уже ждут в зале Совета, и думаю, что они располагают куда большей информацией, чем те скудные обрывки, коими располагаем мы. Уверен, в отличии от нас, у них уже проработан план действий.
Данте потупил взгляд. Он понимал переживания связанные с затеянной ими игрой, но, к сожалению, он не мог развеять их. По крайней мере сейчас. Не зная что ещё сказать, он попытался ободрить брата: