Транзит

– На воротах Освенцима было написано изречение: «Каждому своё».

– Ну и что ты думаешь об этом убийстве?

– Смотри, убили его возле кабака, а утащили аж за школу, это же метров сто пятьдесят… Вопрос: на кой так заморачиваться, трупешник‑то пудов пять будет, даже без головы. Я думаю, убийца хотел спокойно, без палева голову отрезать. Значит, на улице уже начинало светать, и он боялся, что его заметят. Следовательно, это было между тремя и четырьмя ночи, а кто в это время по улице ходит? Правильно! Воры, проститутки и любовники возвращаются от любовниц. Дальше надо личность убитого устанавливать, иначе мы с мёртвой точки не сдвинемся, и дом семнадцать по кирпичику разберём. Чувствую, он как‑то связан с убийством, не знаю пока как, но точно связан.

– Да там мимо тропинка проходит, по которой люди каждый день ходят, может, кому‑то из них предназначалась? Я проверял: выходишь из‑за куста и аккурат на голову натыкаешься.

– Может и так, потому и говорю, что нужно личность убитого устанавливать, иначе так и будем на кофейной гуще гадать.

– Кто, интересно, такой дерзкий?

– Пока только можно собирательный образ создать – высокий, физически сильный мужчина, судя по характеру ранения. Потом, смотри: убил одним точным ударом в сердце, и, судя по тому, как разделал труп, наш Закин прав – это либо мясник, либо охотник.

– Может, маньяк какой…

– Сплюнь, Иваныч, а то покой нам только сниться будет. Тут вот ещё какой момент: я сам охотник и помню, когда тушу первый раз свежуешь, тебя аж выворачивает, а потом привыкаешь. Так вот это привыкший, понимаешь? В противном случае мы бы рядом с трупом блевотину нашли. А ещё создаётся впечатление, что голову на забор он старался повесить во что бы то ни стало, о чём это говорит?

– О чём?

– О том, что убийство не было спонтанным, он его хладнокровно спланировал и всё рассчитал. Я ещё думал: «Почему он возле кабака его убил, а не возле дома?» А когда сам второй раз туда подошёл, то понял. Ресторан закрывает обзор со всех домов, такая своеобразная мёртвая зона получается, понимаешь? То есть несмотря на то, что на дворе ночь, он дополнительно подстраховался. Я ещё по следам волочения прошёл и второй раз убедился: он даже труп волок по такой траектории, чтоб в мёртвой зоне оставаться. Так что не простой наш киллер, очень не простой.

Тут Кожин заехал на стоянку управления, заглушил машину. Кожин с Родиным зашли в управление и стали подниматься по лестнице.

Кожин был раздосадован тем обстоятельством, что именно ему предстоит «обрадовать» шефа.

– Вот как ему сказать? Меня виноватым и сделает, что это не Ряба…

– Да ладно, Иваныч, не заморачивайся, ну хочешь, я ему скажу?

 

Ряба – не Ряба

 

Кожин с Родиным немного опоздали. Планёрка уже началась. Докладывал Пряхин, и, как было видно, без особого энтузиазма. Ещё бы! Дело, при всей его очевидности, не сдвинулось с места. Старовский не раскололся, у Гусева было алиби. Обыски по месту жительства ничего не дали. В общем, причин для веселья было мало. Саенко обратил внимание на вошедших и недовольно пробурчал:

– Вас где черти носят?!

– К покойнику в гости ездили, – собравшись с духом, ответил Кожин.

– Ну и как он? Не ожил?

– Тут такое дело, Владимир Викторович, – неуверенно начал Кожин, – получается, что ожил… Вон он, в соседнем кабинете сидит.

– Кожин, ты что, накатил, что ли? Я же предупреждал – ни грамма! Чё ты мне тут несёшь? Кто ожил? Второй всадник без головы по городу ходит?

В это время в кабинет вошёл разыскник Юра Мурин, держа в руке заключение экспертизы.

– Владимир Викторович, не хочу вас расстраивать, но пальцы трупа принадлежат не Рябченко, более того, в нашей картотеке их вообще нет. Это однозначно, что убитый был более‑менее законопослушным гражданином и в поле зрения правоохранительных органов не попадал, не относился он и к госслужащим, иначе пальцы его в картотеке всё равно были бы.

В кабинете воцарилась гробовая тишина. Гамма чувств пробежала по лицу Саенко, он переводил взгляд с одного оперативника на другого. Потом остановил взгляд на Пряхине и поинтересовался:

– Так, кто выдвинул версию, что убитый Рябченко? – причём сказал это таким тоном, как будто его обманули самым гнусным образом.

– Владимир Викторович, так все были уверены, что это Рябченко, вон и Хулиган его опознал.

– Да нет, Пряхин, не все, вон Родин с самого начала утверждал, что это не он, видишь, стоит, ухмыляется, рожа довольная. Ну что, злорадствуешь, Родин, всем нос утёр?

– Да не злорадствую я, шеф, просто, если бы ко мне прислушались, не потратили бы весь день впустую. Можно было хотя бы личность убитого установить. Убийство‑то резонансное, теперь будут все кому не лень и в хвост и в гриву.

– Да молчи уже! А то я не знаю!.. Давай лучше свою версию!

– Можно сделать вывод, что убийца – дерзкий, смелый, решительный человек. Тело он утащил за школу не для того, чтоб его спрятать, иначе бы он его в мусорку закинул и хламом привалил, а для того, чтоб завершить свой умысел, то есть голову отрезать. Уверен, что этот фокус с головой он придумал ещё до убийства. Мотив может быть любой – долги, личные счёты, ревность, но цель одна – устрашение, а следовательно, обязательно есть человек, кому такая демонстрация силы предназначалась. Найдём его – и найдём убийцу.

– А как с отрезанной кистью и ухом быть? Это для чего?

– Цинично, конечно, звучит, но, думаю, убийца себе что‑то вроде сувенира сделал. Когда найдём его, вполне возможно, что кисть с ухом где‑нибудь в морозильной камере окажутся.

– Что ж, – толково резюмировал Саенко, – значит так, Мурин, проверишь всех потеряшек за последние три дня и у нас, и в соседней области, каждое новое обращение о без вести пропавших лично проверяй. Николай Викторович, бери своих орлов, и обрабатывайте детально каждого жильца семнадцатого дома и соседние обойдите. Пряхин с Сазоновой, садитесь, заводите ОПД, чтоб к завтрашнему утру всё было сделано. Сбор завтра в девять ноль‑ноль, и ещё раз предупреждаю насчёт горячительных напитков!