Туз червей
Я молчу, взглядом избегая камер. Я не слишком хорошая актриса. Да, я умею врать и скрывать эмоции. Но актерствовать – это совсем другое.
– Прошу прощения, но у нас был долгий перелет, – говорит Левий, по‑джентльменски подхватывая мой чемодан. – Мы хотим отдохнуть. Правда ведь, lyubimaya?
Не знаю, как он только что меня назвал, но когда он смотрит на меня взглядом, полным любви и обожания, я борюсь с желанием вдарить ему коленом по яйцам.
О, я его прибью.
Что с ним, черт возьми, не так? Я на такое не подписывалась! На протяжении всего времени, что мы пробиваемся к входу, он не выпускает моей руки, и я слишком поздно понимаю, что так он пытается скрыть отсутствие кольца на моем пальце. Он с самого начала это планировал? Или он так меня наказывает? Этим поступком он припер меня к стенке, заманил в ловушку, потому что знал, что я не смогу все опровергнуть при свидетелях.
О, он не знает, с кем связался.
Я сохраняю внешнее спокойствие, когда мы встречаемся с Томасом в вестибюле отеля. Он удивленно и недовольно поднимает бровь, замечая наши сцепленные руки, но ничего не говорит и протягивает ключи от номера. Левий кладет их в карман брюк и говорит ему зайти за нами через час.
В моих жилах закипает кровь. Я чувствую на себе взгляды окружающих нас людей, и только это сдерживает меня и не дает взорваться. Словно ни в чем не бывало мы заходим в лифт, и в ту же секунду, как за нами закрываются двери, Левий первым выпускает мою руку, да так резко, будто это прикосновение его обожгло.
В следующий миг я хватаю его за воротник рубашки и с силой впечатываю в стену лифта.
– Cazzo[1]! Что с тобой не так?! – яростно кричу я в нескольких сантиметрах от его лица.
Он не меняется в лице, будто ожидал подобной реакции. Он просто смотрит на меня сверху вниз, и его ресницы щекочут щеки. Несмотря на его показное спокойствие, я понимаю, что мой тон не особо приходится ему по вкусу.
– Я не очень люблю, когда меня трогают. Отпусти, – сухо приказывает он. – Сейчас же.
– А я не люблю, когда из меня делают дуру. Полагаю, всем нам приходится с чем‑то мириться.
Недавняя улыбка полностью исчезает с его лица, и на смену ей приходит невероятно холодное выражение. Он одновременно прекрасен и ужасающ. Наверное, мне бы лучше не связываться с подобным человеком, но отступить не позволяет гордость.
– У стен есть уши, – в конце концов говорит он.
Когда открываются двери, он берет меня за запястье, я мигом выпускаю его рубашку. Невозмутимо ее разгладив, он выходит из лифта, даже не проверив, иду ли я следом.
Мне даже не удается восхититься красотой ни коридора, ни самого номера люкс – люкс! – когда мы в него заходим. Я ограничиваюсь тем, что, замерев посреди комнаты, возле бильярдного стола, скрещиваю на груди руки и жду от него объяснений. Левий же не торопится их давать и, тихонько вздохнув, опускается на велюровый диван фиолетового цвета.
Он проводит рукой по темным волосам, на секунду обнажая лоб, и расслабляет галстук.
– Эта невинная ложь – часть моего плана по ослаблению Тито, – наконец проясняет он. – Хочу, чтобы он думал, что победит, что я потихоньку отхожу от покера, и тогда он ослабит бдительность.
Что ж, по крайней мере, за этим реально крылось нечто большее, чем просто желание мне насолить… Но «невинная» ложь? Правда? Речь ведь о браке! В моем мире брак священен. Я испытываю желание прикончить его просто за то, что он обманул меня, но зов денег побеждает.
– Каким образом?
Левий поднимает на меня глаза и одаривает откровенно дьявольской улыбкой. У меня почти появляются мурашки.
– Тито меня знает. Он знает, что я ни за что не сдамся, – не после того, как однажды пообещал свергнуть его с пьедестала. Единственное, чему потенциально под силу отвлечь меня от цели, – это любовь, – добавляет он, постукивая в районе сердца двумя татуированными пальцами.
Ход его мыслей несколько застигает меня врасплох. Если я правильно понимаю, он хочет, чтобы Тито и все остальные поверили в то, что он встретил свою любовь. Что эта любовь отвлекает его от покера. Что теперь он почивает на лаврах. Что больше не стремится к победе.
Притянуто за уши, но все же недурно.
Левий скрещивает длинные ноги, откидываясь на спинку дивана, и многозначительно на меня смотрит.
– Мужчины слабы, Роза. Моей слабостью будешь ты.
– Я не давала своего согласия на подобный фарс. К тому же мы не помолвлены. Мы даже не знаем друг друга.
В ответ на это он хитро улыбается.
– Мы в Лас‑Вегасе, Роза. Здесь возможно все.
Этот человек просто спятил. И гораздо сильнее, чем я думала. Во что я, черт возьми, ввязалась?
– Я не выйду за тебя.
Он отмахивается от моих слов и так, будто это само собой разумеется, отвечает:
– Конечно же, не выйдешь. Это лишь для отвода глаз.
Неужели я действительно раздумываю над этим? Притворяться женихом и невестой гораздо хлопотнее того, что он мне обещал. Я не актриса. Более того: это опасная игра. В особенности с мужчиной вроде него.
С другой стороны… это прекрасная возможность выдвинуть свои требования. В конце концов, это всего полтора месяца.
– Я даже не знаю, кем ты работаешь. С учетом всей имеющейся у меня информации ты с таким же успехом можешь быть членом русской мафии.
Он закатывает глаза, а затем ровным голосом отвечает:
– Как банально. Я владелец русского ночного клуба «Распутин». Так спокойнее?
Это открытие весьма меня удивляет. Владелец ночного клуба? Вкупе с покером он, кажется, действительно вполне может быть при деньгах. Но я не могу сдаться после первого же пройденного препятствия.
– Хорошо, я согласна. Но я хочу больше денег.
– Само собой разумеется.
Затем он объясняет мне, что забронировал номер люкс, чтобы у всех было достаточно личного пространства, но при этом со стороны казалось, будто мы спим в одной постели. Поверить не могу, что реально это делаю…
– Здесь три комнаты, каждому по одной. Если уж на то пошло, то нам даже не обязательно ни видеться вне тренировок, ни нравиться друг другу.
Все четко и ясно. Я соглашаюсь и спрашиваю, займет ли блеклая копия Тора соседний номер, и это вызывает у него очередную торжествующую ухмылку.
– Нет. Томас останется здесь, с нами.
Я вопрошающе поднимаю бровь, на что он отвечает:
[1] Твою мать! (итал.)
