Туз червей
Разумеется, я и не думал, что он так легко на это купится. Тито не дурак, он догадывается, что я не влюблен в эту женщину. Мы разыгрываем этот спектакль как раз для того, чтобы убедить его в обратном. Вот почему я еще крепче обхватываю Розу за талию и, словно защищая ее, спокойно отвечаю:
– А теперь нам пора.
Я уже собираюсь уходить, как вдруг он добавляет:
– Думаю, наш дорогой Иаков этого бы не одобрил.
Я замираю на месте, и по всему телу пробегает озноб. Роза наблюдает за мной, осознавая, какие эмоции во мне вызвали его слова. В моих жилах закипает кровь, и я чертовски медленно, с убийственным взглядом поворачиваюсь к нему.
Как он посмел в такой момент упомянуть моего отца? Как он посмел произнести его имя после всего, что сделал? После всех своих интриг и, хуже, – после того, как плюнул на него после его смерти?
Нежная ладонь Розы ложится на мою руку, не давая сорваться. Она еще не знает, что взрываться – это не в моем стиле. Мной гнев не горячий и взрывной, как у нее или у Томаса. Он холодный и смертоносный. Молчаливый. Терпеливый. Спокойный, словно водная гладь.
Я вновь улыбаюсь Тито, но в этой улыбке нет ничего дружелюбного, и мы оба это знаем.
– И от этого я лишь больше ее люблю.
С этими словами я беру Розу за руку и снова веду ее к входной двери. Она уверенно идет рядом и бросает за спину:
– Arrivederci, perdente![1]
Мне не нужно знать итальянский, чтобы понимать, что она сказала. Я весело улыбаюсь, пока мы, держась за руки, спускаемся по лестнице. Я выпускаю ее ладонь, как только мы скрываемся из поля его зрения, и я, пряча трясущиеся пальцы в карманы брюк, бросаю ей ключи от машины.
– Начинаю понимать, почему ты терпеть его не можешь, – замечает она, подхватывая их на лету. – Но кое‑чего я все же не понимаю. За что ты так его невзлюбил, за исключением того факта, что он высокомерный ублюдок?
С серьезным выражением лица я сажусь на пассажирское сиденье. Я вновь думаю о Тито, о своем отце, о матери… и вдруг все мое хорошее настроение испаряется, словно снег на солнце.
– Он разрушил мою жизнь.
Глава 7. Май. Лас‑Вегас, США. РОЗА
Сегодня я массажистка.
Если бы я знала, к чему меня обяжет соглашение на предложение Левия, я бы подумала дважды. Или, по крайней мере, попробовала бы обсудить вопрос зарплаты. Потому что прилагаемые усилия стоят больших денег, чем я получаю сейчас.
Едва сдерживаясь, чтобы не скривиться, я прячу свое отвращение, делая массаж одному из игроков за столом Левия. Сам он не обращает на меня внимания, хотя я уверена, что он злорадствует при мысли о моем дискомфорте. Из‑за жары оставаться в моем коротком парике просто невыносимо тяжело.
– Левее, – говорит мужчина, которому я делаю массаж, и я слишком поздно понимаю, что он обращается ко мне. – Это твой первый раз, что ли?
Я с ледяным выражением лица сжимаю зубы. Уверена, он слышал этот вопрос уже множество раз, но по другим поводам…
– Как частенько говорили твои бывшие… – бормочу я себе под нос, надавливая на его плечи.
– Что?
Я улыбаюсь и балаболю по‑итальянски, чтобы он подумал, что я не понимаю его слов, и он быстро отвлекается на что‑то еще. Левий все так же невозмутим, но я успеваю заметить, как вздрагивает его щека – доказательство того, что он меня слушает.
Придурок.
«Он разрушил мою жизнь». Я со вчерашнего дня снова и снова об этом думаю. Я знала, что это было не просто соперничество двух игроков, но и не думала, что Тито зайдет настолько далеко. Если упомянутый Иаков был отцом Левия, то очевидно, что эти мужчины знали друг друга, а то и приятельствовали. Что могло произойти такого, что Левий пошел на такие крайности?
Я попробовала расколоть его в машине, но он больше не сказал мне ни слова. Он сводил меня на ужин в шикарный ресторан, но весь вечер молчал. Я узнала парочку игроков, мужчин и женщин, которые пришли сюда со своими партнерами и смотрели на меня жалостливым взглядом. Как будто я была будущей женой мужа, которому была совершенно безразлична.
По какой‑то необъяснимой причине это раздражало меня сильнее нужного. Вот почему я решила, что настала моя очередь вступить в игру. Раз уж у меня есть жених, неважно, фальшивый он или нет, быть такого не может, чтобы он не был от меня без ума.
Никогда еще мужчина не приглашал меня на ужин, чтобы затем весь вечер игнорировать. В Италии так не поступают. И Левий Иванович станет исключением лишь на исключительно короткое время.
Сегодня на нем снова винтажные солнцезащитные очки. Он не сводит глаз со своих сидящих за тем же столом соперников, но я чувствую, что его внимание сосредоточено в другом месте. Еще утром я сразу же приметила в комнате Тито. Томас тоже здесь, хоть его и менее заметно. Напряженная атмосфера одновременно и вызывает у меня восторг, и заставляет нервничать. И тем не менее ни разу эти двое мужчин друг с другом не пересекались.
Весь обеденный перерыв я тренирую Левия в нашем общем номере. Вместе с нами сидит и Томас. Он ничего не говорит, но внимательно наблюдает и слушает, жуя свой салат. Не понимаю, почему Левий не против его присутствия: ведь Томас, друг он или нет, все равно остается его соперником. Но пускай.
– Могу я задать тебе вопрос? – вдруг спрашивает у меня Левий.
Меня настораживает его любопытный взгляд, но я все же киваю. Он наклоняет голову набок, пока я тасую карты.
– Если тебе так нужны деньги, то почему бы не поучаствовать в турнире?
Томас тоже на меня смотрит, показывая, что также задается этим вопросом. В этом и правда нет никакого смысла. Я могла бы зарегистрироваться и попытаться выиграть главный приз.
Единственная проблема в том, что я в себя не верю. Мне и так тяжело весь день напролет наматывать круги вокруг столов, не играя. При виде фишек мои руки трясутся сильнее, чем мне бы того хотелось. Если бы я приняла участие… я бы точно снова подсела.
Но я не могу сказать ему об этом и потому вру:
– Слишком муторно.
[1] До встречи, неудачник! (итал.)
