Ты мне друг?

– Блядь, Лина, хоть раз подумай рационально. Как ты собираешься поступать, если никогда этим не занималась? Я уж молчу о своей специальности. Нужно посмотреть сколько заявлений уже подано, сколько всего бюджетных мест. И вообще, как наши семьи и друзья? Ты предлагаешь все и всех бросить и уехать?

– Не будь ребенком, – раздраженно сказала я. – Миллионы студентов по всему миру переезжают в другие города и даже страны, поступая в университеты. Не мы первые, не мы последние. А насчет поступления, я все узнала. Мне нужно будет сдать внутренние экзамены по композиции и изобразительному искусству. Я пройду какие‑нибудь курсы и сдам экзамены. Русский и литература у меня уже сданы.

– Мне нужно время, чтобы подумать, – ответил он.

– Марк, ну, пожалуйста, – ныла я. – Это будет так здорово. Мы будем жить вместе. Без родителей. Предоставлены сами себе. Это же такой кайф.

– Мне все равно нужно больше узнать об этом университете. Я не могу просто так взять и сорваться фиг пойми куда, – не отступал Марк.

– Ладно. Но я уже подала заявку от твоего имени. Если что, ищи себя в списках.

– ЛИНА!

Да, знаю, очень самоуверенно с моей стороны. Но он же не предаст наш негласный дружеский кодекс и не бросит меня одну в чужом городе. Или бросит?

 

***

 

Марк взял 3 дня на раздумья. 3 долгих дня. А потом нарисовался на моем пороге с мрачным лицом.

– Что‑то мне уже не нравится твое лицо. Я так понимаю, ты пришел мне отказать, – сказала я, пропуская его в квартиру и закрывая за ним дверь.

Он сбросил кроссовки и направился в мою комнату.

– Родители дома?

– Нет.

– Хорошо, – вздохнул он и рухнул на мою кровать, от чего его свободная синяя футболка задралась, оголяя дорожку из волос на животе и пару кубиков пресса.

За последние годы он стал таким взрослым. Высоким, мощным и, надо признать, красивым. Марк превратился из пускающего пузыри из соплей малыша во взрослого молодого мужчину. Большую часть времени я гнала от себя мысли о том, что он стал таким манящим кексиком. Но иногда было трудно игнорировать его сексуальность. Как, например, сейчас.

Я уперлась задницей в стол и отвернулась к окну.

Красивые птички и колыхающиеся верхушки деревьев ведь интереснее, чем оголенный живот моего лучшего друга, ведь так?

– Итак, каков твой вердикт? – спросила я.

– Я много думал, – начал он издалека. – Это было нелегкое решение. Ты знаешь, я люблю тебя, Ли. Ты мой лучший друг. Но это слишком… – тишина длилась вечно, хотя итак уже был ясен его ответ, – …слишком легко было бы просто ответить тебе «да, я еду», – произнес Марк и расхохотался.

Я резко повернулась к нему и увидела его довольное лицо.

Ах, ты засранец.

– Значит, слишком легко, да? – хитро спросила я, подбираясь поближе к этому интригану, а он продолжал от души хохотать, держась за живот.

– Видела бы ты свою поникшую моську.

Я бросилась на него сверху и начала щекотать.

– Ты – засранец. Я думала, что мне придется ехать одной и расстаться не только с семьей, но и со своим лучшим другом.

Он продолжал смеяться, но теперь уже от моих манипуляций. А затем ему это наскучило, и он скинул меня с себя и лег сверху, удерживая мои руки, подальше от его ребер.

– Что, Брусничка, прошли те времена, когда ты могла меня побороть? – дразнил он, склоняясь надо мной.

Я посмотрела в его глаза сквозь линзы очков и сглотнула. Он был так близко, и это было так интимно. Нижняя часть наших тел была плотно прижата друг к другу. А футболки задрались так, что наши животы прикасались кожа к коже.

Черт, Лина, остынь. Он твой друг. Не порти все влюбленностью.

– Да, – тихо ответила я на его вопрос. – Прошли те времена.

А еще, прошли те времена, когда я воспринимала Марка как друга.

Я попала.

 

Глава 7

 

 

Марк

 

После моего согласия на переезд Лина углубилась в изучение рисунка и живописи. Она каждый день пропадала на каких‑то курсах и возвращалась оттуда с ужасающими художествами. Знаете выражение «Художник от слова худо»? Так вот это про нее. Но я знал свою подругу достаточно хорошо, чтобы понимать, что если она решила, то уже не отступит.

Спустя 2 недели у Ли начало немного получаться. Но у нее уже не было времени, чтобы отточить полученные навыки. Нам нужно было уезжать, чтобы она сдала внутренние экзамены.

– Пожалуйста, пригляди за этой неугомонной, – слезно просила меня тетя Маша, когда мы прощались в аэропорту.

– Конечно, теть Маш. Ты же знаешь, я всегда рядом, – заверил я маленькую темноволосую женщину передо мной.

– Вообще‑то, я тебя прошу останавливать ее от хаоса, а не присоединяться к ней, – всхлипнула женщина и рассмеялась.

– Все будет хорошо, – заверил я ее и обнял, утешающе потирая ее спину.

– Уверяю тебя, Маша, все, что они могли натворить, они уже натворили здесь при нас, – успокоила моя мама.

Я бы не был так уверен, ма.

Впрочем, я не стал их разуверять.

– Ну, все, долгие проводы – лишние слезы, – сказал мой папа, оттесняя женщин подальше от меня. – Детям пора.

Они обе снова подошли и по очереди обняли нас с Линой. Дядя Леша тоже подошел к нам и крепко обнял на прощание меня и свою дочь. Мой отец обнял Лину, но со мной ограничился лишь рукопожатием, а затем подошел к маме и прижал ее к себе. Его темные с проседью волосы были зачесаны назад, очки для зрения низко сидели на носу, а дорогой костюм сидел на нем как влитой. Я ненавидел его официоз. Всегда напомаженный, всегда собранный.