Ты нам (не) нужен

Его вдруг становится слишком много, горячее дыхание обжигает мои губы, а пальцы в моих волосах сжимаются все сильнее, показывая мне, что Марат вулкан, умеющий идеально держать свой характер в узде, не показывать того, что происходит под холодной коркой айсберга.

– О‑л‑я, – тянет мое имя, и пальцы сжимаются сильнее, обжигающие слезы падают с ресниц, когда кричу в это надменное лицо со всей силы:

– Ты ее отец! И я пришла к тебе только потому, что дочке нужен твой биоматериал! Мой не подходит! Понимаешь?!

Молчание. Тишина. Вязкая. И взгляд. Глаза в глаза. Отпускает меня, и я валюсь обратно на удобный кожаный диван, забиваюсь к двери, встречаясь с тяжелым взглядом мужчины.

Меня потряхивает. Сильно. Так, что зубы стучать начинают. Я уже не понимаю, это от холода или нервы сдают окончательно.

– Повтори, – выдает с нажимом. Смотрит так, что у меня сердце останавливается. Такой красивый сейчас, похожий на статую, на него смотреть больно, ненавидеть этого мужчину и находиться радом с ним невыносимо. Адски тяжело вдохнуть, потому что до обоняния доходит его одуряющий запах, который сейчас вызывает лишь мучение.

Отворачиваюсь к окну, забиваюсь в самой угол и смотрю в окно, не могу больше видеть Умарова. Все в душе переворачивается.

Не трогает меня, молчит, выжидает, а у меня рыдание в горле застревает, когда говорю страшное:

– Врачи говорят, что есть вариант, что мою девочку все еще можно спасти. У нее есть шанс побороться и победить. Вернуться к нормально жизни! Мои анализы показали, что я не подхожу, так бывает, а очередь, в которой мы стоим… ждать долго, не вариант… врачи сказали, что есть вероятность, что биоматериал отца может спасти дочку, что гены отца лучше подойдут!

Выдыхаю рыданием, плечи дрожат, холод сковывает изнутри, когда ощущаю, как Умаров тянет меня за локоть, заставляет обернуться и столкнуться взглядом.

Надменная маска мужчины, сидящего передо мной, словно дрогнула. Марат моргает. Фокусирует взгляд на мне и медленно подается вперед. Вмиг салон автомобиля кажется каким‑то слишком мелким, а его атмосфера удушающей…

Тяну ладошку к горлу, словно пытаюсь прикрыться, защитить себя от огромного мужчины, который нависает надо мной, в то время как я лопатками упираюсь в диван.

Пытаюсь увеличить между нами дистанцию, но не получается.

Неожиданно в ноздри забивается запах мужчины. Мускусный. Пряный, припорошенный изморозью и словно пропитанный дождем.

– Оля… – выдыхает мне в лицо и обдает жаром дыхания, рука отпускает мои прядки и скользит вниз, пропускаю сдавленный выдох, когда Марат ловит меня за шею и фиксирует сзади, не дает возможности уйти от его настойчивого внимания. Смотрит сначала в один мой глаз, затем в другой.

– Ты понимаешь, с каким огнем сейчас играешь?! – проговаривает хрипло, голос у него вибрирует, переходит в рык, как у самого настоящего зверя, коим и является Марат Умаров.

– Понимаю, – отвечаю твердо, и я говорю чистую правду…

Наклоняет голову подобно хищнику, взгляда от меня не отрывает.

– Ты нужен своей дочери, – заглядываю в дымчато‑синие глаза сурового мужчины. – Не пришла бы я к тебе, не умоляла бы о помощи, но у меня просто нет другого выхода. Ты – отец Миры и только ты в состоянии спасти мою девочку…

Последняя фраза вылетает хрипом, ком в горле становится. Хочу отвернуться, но сильная рука держит цепко, не отпускает. Заставляет смотреть в свои глаза, где в расширенных зрачках я отражение свое запуганное, растрепанное вижу, вязну, как в черном болоте, оторваться не могу.

У меня дыхание становится тяжелым, частым, сердце заходится в страшном ритме, кажется, что ребра проломит.

Дрожу в этих знакомых руках, сильных до невозможности, и на лицо его бледное смотрю, когда приникает совсем близко, а я чувствую, что сдерживает. Себя сдерживает, чтобы не воплотить то, что обещал, ведь предупреждал Умаров, чтобы не попадалась ему на глаза. Неспроста…

– Я не лгу, Марат, как и тогда не лгала, – делаю еще одну попытку добиться отклика, а он смотрит на меня долго, пронзительно, пока, наконец, не выпускает из рук, не одергивает манжеты сорочки на широких запястьях перед тем, как оглушить резко:

– Хорошая попытка. Только ты не учла одного фактора, дорогая, я – бесплоден.

Оглушает новостью. Бесплоден…

Выдыхаю удивленно, с трудом понимаю, что он мне сейчас сказал.

– Бесплоден, – повторяет, будто приговор озвучивает. У него лицо каменеет, глаза становятся лютыми, дикими.

Он меня лгуньей считает. Не верит…

 

Глава 5

 

– Что, Оленька, не ожидала?! – улыбается, но улыбка эта на оскал смахивает, злой, демонический.

Качаю головой. Марат был моим первым и единственным мужчиной, поэтому повторяю непреклонно:

– Твоей дочери нужна твоя помощь, сделай тест ДНК, все, что угодно, только помоги…

Сцепляю руки в молебном жесте, заглядываю в его глаза, он мой единственный шанс, и я не могу позволить себе проиграть.

– Я бы не пришла сюда, Марат, не просила бы, если бы была хоть толика сомнения в том, что именно ты ее отец…

Отворачивается от меня, смотрит на переднее сиденье, явно раздумывает, а я не могу глаз оторвать от его профиля, от жестких линий.

На что может пойти мать, чтобы спасти своего ребенка?

Наверное, на все…

Поэтому я даже себе не верю, когда голос свой слышу, не верю, что я говорю все это Умарову.

– Ты был моим первым мужчиной, Марат, и ты остался единственным… Мира твоя дочь… и если ты ей не поможешь…

Не успеваю договорить, меня буквально сметает, рывком приближает к себе, пальцы впиваются в мою руки, больно, очень больно.

В глаза его смотреть и видеть ледяное презрение, которое трескается, прищуривается, не может мне поверить.

Слишком уверен в своем диагнозе.

– Ты понимаешь, что ты творишь, маленькая? – рычит практически.

И я лишь киваю, потому что пришла к нему, зная наперед, в какую бездну попаду, упаду на самое дно, потому что это больно… это невыносимо больно смотреть в лицо мужчины, которого поклялась ненавидеть, и знать, что твоя жизнь и жизнь самого дорогого существа на свете зависит от его решения.

– Значит, ни с кем, кроме меня?! – выдает с нажимом и в глазах что‑то темное проскальзывает, опасное, яростное.