Умеешь хранить секреты?

Короче, Вишня тоже потихоньку осваивалась на новом месте, заводя первые внутриклассовые знакомства. Начал, что называется, налаживаться контакт. Со всеми, кроме соседки по парте ― хмурой и необщительной Полиной Абрамовой.

Впрочем, судя по всему, та в принципе не переваривала людей, огрызаясь и высокомерно сбивая плечом каждого, кто по неосторожности попадался ей на пути. На что народ платил в ответ той же монетой, бросая вслед однокласснице нелестные оскорбления, которые цензура не пустила бы в эфир. Настоящая взаимная неприязнь, уходящая корнями куда‑то очень глубоко.

Как рассказала Бабочка, несколько лет назад что‑то произошло в жизни Полины. Подробностей никто не знал, но на стрессе та буквально слетела с катушек, срываясь на всех без разбору. Настолько двинулась умом, что дело дошло до закрытой психиатрической клиники, куда её засадил богатый папаша.

После такого отношение окружающих к Абрамовой, естественно, автоматом испортилось. Её обходили стороной, травили, оскорбляли. Затем на несколько недель Полина снова исчезла (поговаривали, что прочищалась под капельницами после того, как наглоталась убийственной дозой антидепрессантов), а вернулась уже такой: одичалой недоготкой.

Вишня искренне пожалела, что вчера нагрубила ей. Незримая война, где один делает больно другому, на что тот в ответ делает ещё больнее ― полная глупость. Кто‑то должен остановиться и первым поднять белый флаг. И раз Абрамова этого делать не собирается…

Короче, на следующий день, во время обеда, Багрова подсела к ней на ступени лестницы возле уличного кафетерия.

– Чего надо? ― огрызнулась Полина, подтерев кулаком оставшийся в углу рта соус.

Вишня же дружелюбно протянула ей руку.

– Мир?

– Чё?

– Нам абсолютно нечего делить, так что и цапаться нет смысла.

Абрамова, дожевав сэндвич, равнодушно вытерла ладони об узорчатые чёрные колготки и поднялась с места.

– Что за слюни ты тут напустила, мать Тереза? В подруги набиваешься? Обойдусь.

Пнув на прощание пустой одноразовый бокс, она просто ушла, топая массивными ботинками со шнуровкой. Багрова же осталась сидеть с протянутой рукой, как полная идиотка, однако таковой себя не чувствовала. Первый шаг навстречу сделан, а это уже что‑то.

– И что ты пыталась этим добиться? ― раздалось за спиной ехидное. Кира. Зелёный вязаный свитер, светлые джинсы ― как‑то тут не особо соблюдают чёрно‑белую палитру. Видимо, установленное правило больше приравнивалось к просьбе. ― Только время зря потратишь.

– Ещё посмотрим, ― Вишня поднялась со ступеней, отряхивая пятую точку от песка.

– Зачем тебе это?

– Кто‑то же должен.

– Ты выбрала неправильную позицию. Сначала дура Бабочка, теперь этот фрик. Любишь жалеть убогих?

– Лучше убогие, чем выскочки. Убогие могут удивить, а вот от выскочек ничего нового ждать не приходится, ― сухо бросила ей та, не желая и дальше общаться с Кирой. Этот человек был ей противен. Уже одним тем, что ставил себя выше других.

– Кстати, ― окликнула её чирлидерша. ― Новенькая. Хотела предупредить: руки прочь от моего Исаева! Он тебе не по зубам.

Ха! Вот, значит, как.

– Да и тебе, судя по всему, тоже, ― насмешливо парировала Багрова. ― Как я успела заметить, ты у него не пользуешься особой популярностью.

– Зря так думаешь!

– Да я вообще ничего не думаю. Не люблю влезать в чужие дела. Разбирайся с ним сама.

– Я‑то разберусь, а ты не смей вставать на пути. Иначе устрою тебе ад.

– Боже, ― тихо ужаснулась Вишня, оставляя Киру наедине с собственным ядом. Обеденный перерыв скоро закончится, а она и поесть‑то не успела. В животе требовательно урчало. ― Не школа, а Санта‑Барбара.

Не Санта‑Барбара, а филиал дурдома, как оказалось. Первая учебная пятница в этом окончательно её убедила, когда в обеденный перерыв она, прикупив коробочку песочных корзинок со сливочным кремом, по неосторожности решила угостить десертом привычно сидящую вдали от всех Полину.

Дело было так: заставив поднос овощным салатом и жареной картошкой, политой плавленым сыром, Вишня с Бабочкой искали место на улице. Столики привычно были заняты давно сформировавшимися компашками, а пускать посторонних в свой крохотный мирок никто, разумеется, не хотел.

После долгих поисков вдалеке был обнаружен одинокий парень с копной курчавых волос и в круглых очках в толстой оправе. Сутулый, худой, рубашка висела на его плечах, как на вешалке. Паренёк что‑то увлечённо читал, вслепую поедая суп.

– Кхм… ― вежливо привлекла его внимание Багрова. ― Привет. Можно присоединиться?

Ложка в руке дрогнула и всё содержимое оказалось на коленях парня. Но тот этого и не заметил даже. Слишком был поражён тем, что к нему обратились.

– О, ― поняв, что молчание затягивается, засуетился он, вытирая рукавом мокрый подбородок. ― Можно. Пожалуйста… ― высоченная стопка тетрадей и учебников, которую хотели сдвинуть, не выдержала законов физики и завалилась на землю. ― Прошу прощения…

Вишня, отставив поднос на стол, поспешила на помощь. Кое‑как оплошность была урегулирована. Все разместились за столиком.

– Я Вишня, ― она миролюбиво протянула парню руку, но тот на её ладонь посмотрел с сомнением.

Сколько недоверчивости.

– Веня, ― подумав, отозвался он. ― Вернее, Вениамин.

– А я Бабочка, ― облизывая вымазанную в йогурте ложку, представилась Лена, сверкая большой объёмной бабочкой в виде колечка на безымянном пальце.

– Знаю. Мы уже два года учимся в одной школе.

Светлые кукольные глаза недоверчиво округлились.

– Правда?!

Веня деловито поправил очки.

– И вместе ходим на английский и информатику.

А теперь глаза Бабочки готовы были и вовсе вывалиться из орбит.

– В самом деле? Я тебя совсем не помню.

– Разумеется. Это так типично.

– Что именно?

– Врождённое тщеславие у членов высшего сословия по отношению к тем, кто ниже. Неприкрытая дискриминация ― привычное дело не только в подростковых фракциях, но и в зрелом возрасте. Это неизбежно.