Утерянная брошь. Исторический детектив
После препровождения щипача в арестантскую Чаров распрощался с немало озадаченным Блоком и, наняв извозчика, приказал везти себя в ломбард на Владимирский. Благодаря приметам Журавского он без труда узнал принявшего брошь оценщика и, официально отрекомендовавшись, приступил к расспросам. К его досаде безделицы в ломбарде не оказалось. Приперев сотрудника к стенке, Чаров выяснил следующее. Зная наперед, что Князь не будет выкупать брошь – вещицу весьма занятную и дорогую, приемщик продал ее некому господину, регулярно посещавшему ломбард с целью приобретения невыкупленных и понравившихся ему предметов.
– А что оная брошь, возможно, украдена, вас, сударь, не смутило? – возмущенно воскликнул Чаров.
– На ней подобное не написано! – нагло бросил приемщик, но, столкнувшись с гневным взглядом следователя, опустил глаза.
– Допустим, – Чаров хотел было упомянуть про выгравированную на броши дату, но какая‑та сила удержала его.
– Покупатель, кажись, что‑то проронил насчет некоей Наденьки, а может, Катеньки. Очевидно, кому желал преподнесть безделицу. Каюсь, имени не упомнил, – суматошно поправляя очки на переносье, оценщик пытался заглянуть Чарову в глаза.
– Вот что, милостивый государь. Коли не желаете, дабы ваши проделки с приемкой закладов, кои никогда не будут выкуплены, и их последующими продажами третьим лицам не стали достоянием хозяина заведения, предлагаю открыть мне личность покупателя броши.
– Э‑э‑э… – заменжевался оценщик и, сняв очки, начал лихорадочно тереть переносицу. – Это наш давний клиент, богатый молодой человек, и я не хотел бы, чтобы его имя было опорочено, господин следователь, – часто моргая, умоляюще заблеял приемщик.
– Кем бы он ни был, его личность меня не интересует, и я не имею намерений его компрометировать, клянусь честью! Мне нужна брошь. Брошь и только брошь!
– Что ж, тогда оно, конечно, извольте, – обреченно опустил голову оценщик. – Самуил Соломонович Поляков выкупил интересующую вас безделицу третьего дня.
Спустя полчаса Чаров вошел в особняк Кочубея на Фонтанке и поднялся по парадной лестнице. По уговору с министром внутренних дел, Шувалов проводил совещание с чиновниками‑перлюстраторами, один из которых знакомил шефа жандармов с содержанием письма купца первой гильдии Полякова, адресованного министру почт и телеграфов графу Толстому. Поляков благодарил графа за оказанное содействие в получении подряда на строительство Козлово‑Воронежской железной дороги и обещал ее акции на полмиллиона рублей.
Очевидно, сама должность графа в представлении Полякова должна была обезопасить его корреспонденцию от внимания черного кабинета[1], поэтому концессионер доверил бумаге то, что следовало передать министру на словах. Впрочем, Шувалова занимало совсем иное. В ответном послании Толстой настоятельно рекомендовал своему протеже ввести в члены правления железной дороги старого князя Долгорукова. «Как стало известно, – туманно сообщал он, – при Дворе большие перемены. Юная княжна Долгорукова ноне в фаворе. А посему расположение ее отца будет вам весьма на руку».
Будучи самым информированным человеком в империи, Шувалов знал, что министр Толстой не состоял в друзьях почтенного отца княжны Екатерины Михайловны. «Стало быть, всегда держащий нос по ветру Павлин Матвеевич[2] прознал о положении князя и посредством Полякова хочет угодить его разорившемуся семейству», – рассуждал шеф жандармов, глядя поверх агента.
По окончании сообщений перлюстраторов дежуривший в приемной адъютант провел Чарова в кабинет графа.
– Вот напасть, однако, – хмуро пробурчал Шувалов, выслушав Сергея.
– Посему я и осмелился обеспокоить ваше высокопревосходительство на предмет дальнейших действий в отношении Полякова. Как‑никак, а фигура он… в обществе вес имеющая, – на мгновение он запнулся и не сразу нашел нужную дефиницию в отношении концессионера. – На кривой козе не объедешь.
– Попался бы он мне пару годков ранее, я б его в бараний рог скрутил, а ноне уж поздно! В воротилы железнодорожного дела оный господин выбился. Министр Толстой ему протежирует, а его коллега по путям сообщения Мельников всячески содействует. Да и Рязанский губернатор Стремоухов, сделавшись председателем правления Рязанско‑Орловской железной дороги, его не забывает. Ловкий жид, одним словом.
«А история с княжной вылезла‑таки наружу», – мрачно подумал граф и, процедив нечленораздельное «м‑да», уткнулся в Чарова тяжелым взглядом, отчего коллежскому асессору стало не по себе.
– Полагаете, оставить все как есть? – севшим голосом вопросил судебный следователь.
– Ни в коем разе! – энергично отрубил шеф жандармов и поднялся из‑за стола. Пружинистой походкой граф прошелся по великолепному персидскому ковру, распростертому по изумительному наборному паркету, и вернулся в кресло. – Посетите Полякова и предложите ему от имени весьма высокопоставленных особ, их личности открывать покамест рано, помощь в получении новых железнодорожных концессий. Его благодетель и покровитель Толстой отбыл на воды в Германию. А посему ваше появление в своих чертогах он встретит с воодушевлением. Впрочем, дабы не ставить вас в ложное положение, сошлитесь на меня, но весьма осторожно, как на возможного протагониста его интересов. Будучи прожженным дельцом, он непременно спросит, во что ему встанет ваше содействие. И тут вы вспомните про брошь, кою желали бы получить в качестве залога будущего сотрудничества. Расскажите ему про ломбард, и он оценит ваше значение. Здесь я даю вам карт‑бланш. Украденная брошь – подарок государя. Безделица должна непременно оказаться у вас, а уж мы придумаем, как ловчее вернуть ее Долгоруковой.
Глава 4. Купец первой гильдии Поляков
Поляков пребывал в душевном раздрае. Снова и снова он вчитывался в письмо графа Толстого, где тот извещал благодарного протеже, что отправляется в Висбаден подлечиться. «Вот незадача!» – в сердцах сетовал Самуил Соломонович. «Отчего именно сейчас ему приспичило ехать, когда в Комитете железных дорог решается вопрос о продлении железнодорожной линии до Ростова», – искренне негодовал Поляков. Ему уже случалось оставлять куда более заслуженных конкурентов с носом, поначалу не принимавших его за серьезного соперника, однако сейчас ситуация в корне поменялась. Старые железнодорожные концессионеры фон Дервиз и фон Мекк, а также группа московских купцов во главе с Губониным и примкнувшим к ним купцом первой гильдии Кокоревым держали ухо востро и только ждали момента захватить упомянутый подряд и наказать наглого выскочку.
[1] Сотрудники МВД, занимавшиеся перлюстрацией. Вопреки расхожему мнению, Третье отделение СЕИВк лишь указывало МВД, чья корреспонденция подлежит просмотру, но во вскрытии конвертов не участвовало.
[2] Имя министра Толстого – Иван – великосветские остряки переделали в «Павлин» из‑за уморительно‑высокомерной манеры графа держаться на публике.
