В деревне случается всякое

Она обернулась, поздоровалась недовольно. Как же они все надоели с этим Димкой! Давно уже развелись, а всё забыть не могут его кулачные бои и разборки. Будто нельзя к участковому зайти и по другому вопросу.

Он подошёл ближе:

– Чего смурная такая? Димка шалит? – снова поинтересовался он.

– Да как же вы все мне с этим Димкой надоели! – в сердцах сказала она. – Не появлялся он уже давным‑давно. Слава Богу! Будто я не могу сходить к участковому просто так.

– Просто так? – удивился Пётр, а потом хохотнул, и многозначительно брякнул: – Ты смотри, Смирнова… Наш участковый примерный семьянин. Светка для него – свет в оконце…

Наталья резко оборвала его:

– Ты куда‑то шёл? Вот и иди. А Антон для меня слишком молод. Когда я замуж выходила, он ещё пешком под стол ходил. И я с такими юнцами предпочитаю дела не иметь. В том смысле, на что ты намекаешь, – она сверкнула злобно глазами, развернулась и быстро зашагала прочь, а Пётр так и остался стоять, с открытым ртом и застывшей дурацкой улыбкой.

– Что? Отбрила тебя Натаха? – услыхал Пётр голос за спиной. Он оглянулся. Рядом притормозил на велике Андрей Иванович, муж местной старостихи, – Здорово! – он протянул Петру руку, – Когда приехал?

Пётр пожал протянутую ему руку, оглянулся ещё раз назад, заметил, как за поворотом скрылась фигура Натальи в развевающемся от ветра и быстрой ходьбы платье, хмыкнул, а потом снова повернулся к односельчанину:

– Да утром сегодня. Батя попросил картошку помочь выкопать.

– Картошку это хорошо, – сказал Андрей Иванович. Потом чуть прищурился и спросил: – Что? Старая любовь не ржавеет? – он кивнул в сторону удалившейся Натальи.

Пётр усмехнулся и немного смутился:

– А шут её знает, может, и не ржавеет…

Андрей Иванович оживился:

– Ну, так давай, действуй! Она Димку выгнала. Ты в разводе. Мишка ейный большой парняга уже. Могу подсобить. Со сватовством, – он лукаво подмигнул Петру.

– Да староват я уже для сватовства‑то, – поддержал неожиданно этот разговор Пётр.

– Тю! – воскликнул Андрей, – Староват? Сколько тебе? Сорок?

– Сорок пять, – поправил его Пётр.

– Ну, сорок пять! Это тьфу, – он сплюнул в сторону, – это не возраст по нынешним временам, – мальчишка ещё! Мне вот семьдесят пять, а я себя ещё о‑го‑го, каким ощущаю, – он довольно засмеялся, – всех бы наших бабёшек полюбил! Да жена не позволяет.

Пётр тоже невольно улыбнулся. Андрей Иванович всё такой же, каким знал его Пётр, ещё с детских лет, – весёлый, бесшабашный балагур. И, действительно, ему его возраст ни за что не дашь. Максимум пятьдесят, ну, пятьдесят пять, не больше.

– Ну так что? Подсобить? – уже серьёзно спросил он.

– Да не надо, – махнул рукой Пётр, – я уж сам как‑нибудь. Ты лучше скажи, как у вас тут дела в деревне? Что новенького?

– А что новенького? – Андрей Иванович пожал плечами, – Да ничего, вроде. Живём помаленьку, – он задумался ненадолго, а потом, почесав затылок, сказал: – Разве что… Колька, говорят, пропал. Помнишь, сын Авдотьи. Она ещё в прошлом году померла. Помнишь? Колька Симагин. Ну, парень такой, лет двадцати пяти, – и видя, как Пётр пытается вспомнить, кто такой Колька, добавил: – С ним Наташкин сын, Мишка, дружбу водит. И Федька Спиридонов ещё. Ну? Вспомнил?

Пётр силился вспомнить, но никак не мог. Да и для него эти ребята – Колька, Мишка, Федька, малолетки совсем, салаги, годящиеся в дети, потому, видимо, их жизнь и дела, ему были не особо известны и интересны, несмотря на то, что Мишка был сыном Натальи, в которую он был влюблён в школьные годы.

Тем не менее, он сказал:

– Да. Что‑то припоминаю. Блондинистый такой пацан.

– Во! – обрадовался Андрей Иванович, – Точно, блондинистый. А говоришь – не помнишь. Так вот, сгинул куда‑то. Уже два дня ни слуху, ни духу. Федька сказал.

Пётр покачал головой:

– А, может, уехал куда?

– А шут его знает? Может, и уехал. Только… – он чуть замялся, – слухи ходят, что это Эльза его… Того, – он сделал жест возле своего горла, будто перерезает его.

– Убила что ли? – не понял Пётр.

Андрей Иванович пожал плечами и развел руками:

– Не знаю. Но вот говорят.

– Да кто говорит‑то? – опять спросил Пётр. – Толком можешь объяснить?

– Люди… – многозначительно сказал Андрей Иванович.

– Люди – на блюди, – сочинил на ходу прибаутку Пётр, – Мало ли что, кто говорит. У нас фантазёров хватает. Надо Антона оповестить по этому поводу.

– Оно, конечно, надо. Но ведь раньше трёх дней не принимают заявления. Если завтра не объявится, тогда точно надо, – многозначительно заключил Андрей Иванович.

Они ещё так постояли немного, перекинулись парой незначительных фраз, и разошлись. Андрей Иванович поехал по своим делам, а Пётр направился к местному магазину, куда он, собственно и шёл.

 

Часть 8

 

На третий день Колька так и не объявился. Односельчане, кто знал его, разволновались не на шутку. Выдвигали разные версии, мол, уехал куда на заработки, или к родственникам. Вроде у него были брат двоюродный и сестра. Может, к ним и махнул.

Одно смущало – телефон. Он был всё время выключен или вне зоны доступа, когда ему пытались дозвониться. Могло, конечно, случиться так, что он его потерял, но можно ж найти способ, чтоб сообщить о себе. Позвонить с уличного телефона или купить новый, в конце концов. Хотя бы, своим друзьям, Фёдору и Михаилу, дать знать, что жив‑здоров. А так, всё это было весьма странно и тревожно.

О плохом думать никто не хотел, не решался. Оставалось одно – писать заявление и объявлять Николая в розыск. Что Фёдор с Мишкой и сделали, заявившись в участок спозаранку, чем очень удивили Антона.

– Чего это вы в такую рань? – с порога встретил их участковый, – Вспомнили, что, кто рано встаёт, тому бог подаёт? – он улыбнулся.

Мишке с Фёдором было не до шуток. Они топтались у порога, не решаясь войти.

– Ну, что, как неродные стоите? Проходите, коль пришли, – сказал Антон, перекладывая паки на своём столе.