В Китеже. Возвращение Кузара. Часть 2

Новое цоканье каблуков Маринка встретила, забравшись с ногами на закрытый крышкой унитаз: обнимала коленки, не поднимала головы. Так значит, мало ей Глефова, еще и Эл… Окопова. Ну зачем же так разом‑то? Из‑за лучшего друга! Еще и голова. У Маринки уже не оставалось сил, чтобы дойти до кровати, или лучше куда‑то еще? В гимназии должен быть медпункт или как тут его, пронеслось где‑то в отголосках сознания, но Маринка так и сидела в кабинке туалета. Не двигалась, старалась просто не быть.

Прозвенел звонок хрустального колокольчика, в гимназии воцарилась тишина, поэтому топоточек маленьких ножек Маринка услышала издалека. Но была не в силах хоть как‑то сопоставить звук и знакомый образ.

– Барышня? – дверца кабинки, даже не запертой, распахнулась. Маринка тяжело приподняла голову, и в проеме на уровне своего лица заметила соломенную шевелюру с узенькими глазами‑пуговками. А рядом с ней миниатюрное ведро с водой.

– Здравствуйте, Агаша, – кое‑как прошептала Маринка, узнав домовую, она постоянно убиралась в девичьих покоях. – Извините, я вам мешаю…

– Что с вами, барышня? – настороженно пискнула Агаша и приблизилась на пару шажочков.

Маринка не ответила, только прикоснулась ладонью к голове.

– Голова болит? Так сильно? Ну, оно и понятно, – на что‑то свое добавила Агаша шепотом. – Вы можете идти? Или мне знахарку сюда позвать?

– Нет‑нет, я дойду, – будто выбираясь из киселя, что поймал ее еще во сне, протянула Маринка. – Может, и не к врачу? Мне бы просто полежать.

– Идемте‑идемте, барышня. В лазарете сегодня Татьяна дежурит, она хорошая. Мигом поможет, – Агаша схватила маленькой горячей ручкой ладонь Маринки и с удивительной для такого существа силой потянула ее за собой.

В лазарете Светлой Маринке быть еще не доводилось, в Темной – попадала. Еще в сентябре, ну, в вересене по‑китежски. Знахарка‑ведича, вся в черном, ее осмотрела, дала выпить отвара, чтобы в этот сезон не подхватить гриппа, да, изучая медкарту, подивилась, что Маринке не нужно пить зелий от какой‑то черемнухи и папуши.

– Много поболеть пришлось, дитятко? – даже ласково тогда добавила знахарка в конце. Маринка спустя несколько месяцев узнала, что этими странными названиями в Китеже называли корь и краснуху, от которых ведичи тоже защищали своих детей. Только горькими зельями, а не болючими уколами.

Лазарет, оказалось, располагался недалеко от девичьих покоев – то же крыло, только третий этаж, под скошенной крышей. Агаша вошла в отделение, посадила Маринку на лавку в зоне ожидания и постучалась.

– Госпожа! – крикнула она в дверь.

– Подождите, у меня прием, – донесся властный голос. Маринка, снова хватаясь за голову, сползла по стеночке к лавке, и только потом заметила Сережу, который, оказывается, сидел тут же под дверью.

– Что с тобой? – он успел среагировать первым. Маринка прикоснулась к голове и поморщилась.

– А с тобой? – шепнула она, косясь на Агашу. Но он покачал головой в ответ и указал подбородком на дверь.

Агаша улыбнулась Маринке и поспешила к выходу. Сережа хотел было что‑то сказать, но дверь из смотровой открылась, и оттуда показалась мощная женщина. Рослая, сильная, не сказать, что толстая, но большая. Она сдвинула густые темные брови, изучающе рассматривая Маринку, спросила при этом добродушным низким и удивительно теплым, голосом:

– А у вас что?

– Голова.

– Коллективный приступ. Больше ни у кого не было?

Маринка пожала плечами, Сережа отрицательно покачал головой.

– Тогда проходите, ускорим осмотр. Проверим, не набегут ли еще. Какая‑то чертовщина в гимназии. То не пойми из‑за кого все окна замерзают, то головы. Фамилия?

– Кирпичникова, – пробормотала Маринка и нахмурилась. Спица в голове мешала, но подсознание успело за нее сопоставить: Сережа в приемной кого‑то ждет, у кого‑то еще болит голова. И почему‑то Маринка была уверена, что встретит в смотровой не Алекса.

Ну, конечно. Зараза.

Опустив голову на лежащую на коленях руку, в спортивной форме на кушетке сидел Глефов. Вторую руку он вытянул перед собой. И там, у самого запястья, Маринка успела рассмотреть не то какого‑то мерзкого жука, не то… раздувшегося клеща. Ну и мерзость!

А знахарка усадила Маринку на вторую кушетку, вытянула ее руку и прямо на проступающую из‑под кожи венку посадила пинцетом еще одну темно‑коричневую маленькую букашку. Маринка ойкнула, шарахнулась и махнула рукой. Но букашка не упала. Маринка даже боли не почувствовала, только заметила, что спинка клеща быстро начала раздуваться от ее крови.

– Сидите спокойно, барышня, – строго сказала знахарка, зафиксировав ее руку. – Как будто диагноста никогда не видели, ей‑богу.

Маринка даже про спицу забыла. Не отрывая ошеломленного взгляда от отвратительного клеща на запястье, замотала головой.

– Вот, увидели. Сейчас узнаю, что с вами. Головой раньше так не мучались? Мигрени? Кровь из носа? Падучей не страдаете? А в семье?

Маринка захлопала глазами.

– Падучая – это эпилепсия, если что, – скрипуче добавил Глефов и поднял на Маринку усталые покрасневшие глаза, ярко‑зеленые, какие Маринка только у леших замечала.

– Не страдаю, – кивнула она и опустила голову в пол.

А знахарка тем временем подошла к Глефову и специальным пинцетом ловко вытащила клеща с его запястья, кинула в пустую пробирку и унесла ее в другую комнату.

– Мерзкие, да? – спросил Глефов, не отрывая взгляда от пола. И совсем тихо добавил. – Слышала бы ты, как они крови жаждут, как весь мир хотят сожрать.

И он снова зарылся головой в руки. Маринка с еще большим ужасом уставилась на впившегося в ее запястье клеща. Спинка его растянулась – морщинистая белая, сквозь которую просвечивались красноватые прожилки ее собственной крови.

– Так вы, Глефов, еще и голоса клещей слышите? – раздался насмешливый голос знахарки из соседнего кабинета. – Не пугайте‑ка барышню.

Знахарка снова показалась в дверях, подошла к Маринке и так же ловко вытащила ее клеща, следом подала ей и Глефову по стакану с мутной коричневой жижей, очень похожей по виду на зелье от гриппа.

– Обезболивающее, общего действия, – пояснила знахарка. – Водой запивать нельзя, легче залпом. Через пять минут причину болей узнаю, пока пейте отвар, можете полежать, – и унесла клеща с руки Маринки в комнату.

Маринка принюхалась, снова поморщилась. Покосилась на Глефова, вспомнила их прошлые правила игры «изображаем нейтральное отношение друг к другу ради друзей»: Глефов приглашает присоединиться к «развлечению», Маринка вежливо соглашается. Вымучила улыбку и пробормотала: