В злом

Рита повернула голову. Отец будто хотел уменьшиться, как‑то подобрался на своей половине сиденья. Он, невзначай копируя её позу, полуотвернулся к дверце, пряча позволившие себе лишнего ладони на животе.

– Ты серьёзно? Снимешь мне квартиру? – спросила Рита.

– Сниму, куплю. – Он смотрел в окно. – А что? Ты доказала самостоятельность. Прошла аттестацию. Не посрамила честь мундира.

Он скосил хитрые глаза на её китель. Вечные его шуточки. У, бесит. Мгновенье назад казался жалким и давил на совесть, но неизвестно искренен ли он был. Серьёзно он говорил или придуривался?

– Давай потом к этому вернёмся, – попросила Рита.

В окне показался жёлтый корпус колледжа, ярко украшенный к сегодняшнему празднику.

– Какой цветник. – Отец смотрел на группу девчонок, переходивших дорогу.

Причёски, платья, украшения. На Рите тоже был шикарный наряд, но по традиции ей, как сдавшей внутреннюю промежуточную аттестацию, на церемонию нужно было обязательно напялить китель.

Даже в бронированном джипе отца было слышно, как из громадных динамиков гремела музыка.

У облепленных воздушными шариками стен рисовались студентки. Белорубашечные студенты терялись в толпе от нарядных родителей. Они хотели курить, а те целились в них объективами камер.

Джип, нахально раздвигая тусующийся на дороге край толпы, подрулил прямо к лестнице. Рита выпорхнула на волю. К ней тут же подскочило четверо девчонок. На одной был такой же чёрный китель, как у Риты – значит тоже переводится на спецфакультет. Остальные красовались чудесными платьями.

Рита повизжала в унисон с подругами и обернулась. Отец вслед за ней ступил на тротуар и, солидно приосанившись, оглядывал студенческое море поверх голов.

– Ты тоже идёшь? – возмутилась Рита.

Отец обидчиво удивился:

– Я вообще‑то соучредитель.

Рита потухла и, пожав локоть ближайшей подруги, сказала:

– Девчат, извините, я с отцом.

Отец благожелательно осклабился:

– Не надо, иди, развлекайся. – Широкий взмах рукой. – Мне ещё надо кое с кем увидеться.

Дождавшись пока позади него не вырастит тенью телохранитель, отец ледоколом двинулся к зданию колледжа. Рита повернулась к подругам, и широкая улыбка сама собой растянула губы.

Сделал обход, отчитался ректору. Что ещё делать завхозу провинциального колледжа? Конечно же, смаковать сплетни. А в «Легне» слухи плодились как мухи. Ну, дык, не какой‑нибудь техникум, а учебное учреждение с частичным частным финансированием, почти коммерческое, но под муниципальным контролем, – в общем, для подобных феноменов есть слово такое специальное, от которого во рту появляется сладковатый привкус, его нельзя произносить скороговоркой, оно должно таять на языке, чтобы по окончанию в воздухе замирала томная пауза, обычно следующая за оркестровым крещендо. Короче, колледж считался элитным.

С расцветом соцсетей люди, принадлежавшие в народном сознании к элите, стали доступней для обывателя, флёр таинственности с богачей и знаменитостей постепенно спадает, позолота начинает стираться. Но для людей, изначально окружавших эту самую элиту, например, для педсостава «Легны» отправлявшие своих чад учиться на люксовых авто в сопровождении личных водителей представители социальной верхушки никогда загадками и не были. Те же отцы и матери, что и миллионы других. Разве что с более интересной жизнью. Вернее, с жизнью, которую так интересно обсуждать у них за спиной.

Голову сотряс телефонный вызов. Бергенов поморщился и дотронулся до наушника.

– Дэн, давай уже в актовый – все собрались. Я во дворе сам справляюсь.

Дэн оборвал связь и, помрачнев, двинулся к лестнице. Мирзаханян. Достал, гад. Вечно бесцеремонный, как снег на голову. Ещё и требует чего‑нибудь. Дэн глубоко вздохнул, чтобы не закипеть.

Мирзаханян принял его на работу, и Дэн был благодарен. Первое время Эдмунд Вальтересович считался его начальником, что логично, но потом у них появились смежные, равные по значимости, зоны ответственности, да и должности назывались одинаково, а Мирзаханян продолжал строить из себя командира. Причём нет бы всегда, а то выскакивал, как чёрт из этой, как её, раз в год и начинал павлиниться перед ГОРОНО (или спонсорами, или ректором), а потом исчезал, будто не при делах. А сегодняшние торжества собирали бинго – присутствовать приедут и представители министерства, и совет директоров, и толпа влиятельных родителей. И образы того, как будет расшаркиваться перед ними Мирзаханян, портили всю атмосферу праздника.

Опять звонок. Клац по наушнику. Алло. Ректор – Римма Мироновна.

– Кто за звук отвечает? – С ходу крик.

– Калиш.

– А где он?

– А вы ему звонили?

Гудок сброса. Денёк сегодня будет напряжным, с улыбкой подумал Дэн. От многозадачности настроение почему‑то улучшалось. Он поставил ногу на последнюю ступеньку и выглянул в окно. Внизу грузная подволакивающая ногу фигура Мирзаханяна поспешно открывала запасные ворота. Через них обычно проезжал только золотарь. А сегодня кто? Интересно.

Во двор зарулила роскошная иномарка. Дэн укоризненно покачал головой и пробормотал под нос:

– Нарушаем.

Мирзаханян, озираясь, быстро запер створы и заковылял к машине. В его походке и мимике (и во всём облике) читалась та подобострастность, что появлялась при виде сильных мира сего. Дэн хмыкнул и отвернулся.

В дверях Дэн столкнулся с Фещиным – как раз одним из сильных мира сего. Дэн, возможно, и слышал кучу сплетен о нём, но почему‑то конкретно эту фамилию не запомнил. В лицо, кажется, видел, но тоже особо не приглядывался. В колледже хватало объектов обсуждения, да и список директоров не так чтобы много где светился, чтобы примелькаться в глазах одного из завхозов. Впрочем, Дэн сразу понял, что Фещин не простой родитель, а человек серьёзный и, по‑видимому, влиятельный. Уголком сознания он ощущал, что мог видеть его на фоне охранников в обществе ректора.

Дэн извинился и уступил дорогу. Фещин, не взглянул на него, лишь дёрнул щекой, обозначая какую‑то эмоцию, то ли улыбку, то ли усталый прищур. Дэн покопался в воспоминаниях: а это не про этого, случайно, дядьку рассказывали, как он выхватил у охранника то ли пистолет, то ли «утюг» и выстрелил то ли вверх то ли в пол? Откуда я его помню?