Ведь они не ты
– Ты знаешь, я ведь тебя любила, – сказала нормальным, человеческим голосом, как не разговаривала с ним никогда. Звучало проникновенно.
Они прожили в браке пять лет, а по‑настоящему, по‑человечески искренне с ним заговорила первый раз, только когда подала на развод и уходит. Никогда так не говорила. Странная штука жизнь!
– Не так, чтобы не есть, не спать… до умопомрачения, но любила. Как умела, по‑своему. А может, и не любила… Я очень хотела тебя заполучить. Ну получила, и что?
– И что, Лиз? – искренне заинтересовался Александр.
– А ничего, – с обидой в голосе ответила жена.
Они помолчали, думая каждый о своем. Она встала, прошла к бару и плеснула себе тоже коньяка. Сделав большой глоток, вернулась к дивану.
– Я глупая была. Мне казалось, главное – оторвать богатого мужика, и жизнь изменится, превратится в волшебную сказку, а там уж разберусь, как мне управляться с этим мужиком и его деньгами.
Она снова глотнула из своего бокала алкоголь и поставила уже пустой на столик.
Александр встал, хотя очень не хотел – в первый раз за столько лет они разговаривали нормально, по‑человечески, но все же встал. Он подошел к бару, долил в свой бокал и ей налил полбокала. И вернулся на диван – к разговору.
Сделав большой глоток коньяка, Елизавета порылась в своей сумочке, нашла сигареты, щелкнула зажигалкой и, прикурив, сильно затянулась. Мужчина поморщился. Он не любил, когда она курила. Но промолчал.
– А ты молодец, Соболев, ты все сразу понял про меня: мои девичьи мечты, желание денег, богатства, – она одним махом допила коньяк, еще раз затянулась. – Почему ты вообще на мне женился? Из‑за детей? Ты же так хотел детей, настаивал, требовал! Я еще не наигралась в свалившиеся на меня драгоценности, деньги, возможности. Какие дети? Не до детей мне было… Я наслаждалась богатством. В какой‑то момент опомнилась. Осмотрелась, так мне захотелось любви. Захотелось, чтобы любил кто‑то до одури, хотел прожить со мной до старости и чтобы я была главная в его жизни. Обычная такая бабья мечта.
Она резко развернулась к нему всем телом и заглянула Соболеву в глаза.
– Мне жалко себя! Безумно жалко потраченного с тобой времени! – потом с каким‑то безумным блеском в глазах продолжила: – Но я так же сильно жалею и тебя! Ты же никогда никого не любил! Ни одну женщину! У тебя атрофировано это чувство, удалено. Ты не способен кого‑то любить! Я для тебя никто была, пустое место, ты меня не замечал! Тебе все люди до лампочки! Ты их жуешь и выплевываешь, как меня сжевал и растоптал! Но я тебе благодарна, рядом с тобой поняла, жизнь без любви – это не жизнь, а прозябание. Бессмысленное существование.
Она замолчала. Выговорилась, понял Александр.
– Ты на что жить будешь? – равнодушно поинтересовался мужчина.
– Я кое‑что накопила. На первое время хватит… Я не буду претендовать на имущество и активы. Заранее знаю, что проиграю.
– Проиграешь, – вздохнул он.
Ему стало неинтересно, и устал он зверски. Хватит разговоров по душам! Когда уже закончится этот день?!
Елизавета, уловив в нем перемену, встала.
– Вещи свои я уже перевезла. Вот осталось только это, – она порылась в сумочке, нашла ключи и положила на журнальный столик перед ним. Ключи звякнули оглушающе о стеклянную поверхность. Неприятно громким звуком.
– Развод назначили на десятое число. Приезжай. Разведемся. Пришли своего адвоката. Я подпишу бумаги, что не имею материальных притязаний. Вот мой новый адрес, – положила рядом на стол бумажку, вырванную из блокнота.
Она махом выпила коньяк, поставила пустой бокал на столик – стекло о стекло.
– Все! Прощай! Я ухожу!
– Прощай, – отпустил равнодушно он.
Елизавета торопливо вышла из комнаты, а он прислушался к цокоту ее каблучков по дорогому паркету. Вот зашуршала верхняя одежда. Вот открылась и громыхнула, закрываясь, тяжелая входная дверь.
Действительно все! Финита ля комедия! Тушите свечи!
Он поморщился. Накатило неприятное, резкое раздражение.
Разве что не кряхтя, он медленно поднялся, подошел к бару, налил половину бокала, вернулся. Плюхнулся расслабленным телом в уютные диванные объятья. Сделал большой глоток.
Все вполне закономерно. Могло быть и хуже!
Могла быть череда любовников, уже не скрываемых, а официальных, круговерть ее веселой тусовочной жизни – с ночи до утра, полдня отсыпных. Остальные полдня – бутики, рестораны, подружки, косметические салоны и клиники, за ними по обязательной программе новомодные клубы… и так по кругу. Подставлялово! Вываливание в грязи его имени! Брр!
Они жили каждый своей жизнью: он – своей работой, никогда не заканчивающейся, она – жизнью жены богатого человека – и почти не виделись. Спали в разных спальнях: он ложился поздно, вставал рано, она ложилась рано, вставала поздно. Пересекались только на официальных приемах, где положено присутствовать с женой. Они изображали идеальную пару, но сразу после прихода и протокольных приветствий расходились каждый по своим интересам и знакомым.
Соболев попытался вспомнить, когда они последний раз занимались сексом. И не смог. Когда он занимался сексом, помнил четко – вчера с Анжелой, светской львицей, прожигательницей жизни и папиных денег. Умненькая, милая и с мозгами, вращающаяся в кругу бизнесменов его уровня, кочующая с одного VIP‑мероприятия на другое.
Он женился на Елизавете пять лет назад, устав от череды девиц из таких вот постоянно присутствующих во всех возможных местах появления богатых и знаменитых. Она ему понравилась и показалась не настолько испорченной осознанием собственной исключительности, неизменно наступающим при постоянном нахождении около сильных и известных мира сего.
Ему хотелось детей, семьи, уютного дома. Казалось, что Елизавета может ему это дать. И она так была похожа на НЕЕ… девушку из далекого, забытого прошлого, воспоминания о которой сладкой болью отдают до сих пор.
Елизавета очень старательно делала вид, что ее не интересуют его деньги и благосостояние. Не менее старательно, по всем инструкциям съема богатых мужиков, отказывалась от дорогих подарков, делая упор на сумасшедший секс и чувства. Намекала, вздыхая судорожно, со вселенской печалью, на любовь к нему как к мужчине и личности.
Он вспомнил, как даже немного верил или просто хотел верить, видя все ее заходы, прекрасно зная все наперед. Но неизменно участвовал в прекрасно поставленном спектакле. После нескольких топорных намеков с ее стороны на женитьбу он неожиданно для себя решил: «Почему бы нет?»
– Может, поженимся? – лениво спросил у девушки.
На ее лице эмоции сменяли одна другую: удивление, ошеломление, испуг, робкая надежда, переполох, торжество. И наконец, маска спокойствия.
– Давай. – Она посмотрела на него и продолжила: – Ты же знаешь, я тебя люблю и хочу за тебя замуж.
Конечно, а кто спорит?! Он развлекался, посмеивался, испытывая, до чего она готова дойти в своем жгучем стремлении заполучить желаемое – его.
